Я Береза, как слышите меня

- Ну, поплачь, голубушка, поплачь. Сразу легче станет... Но мне не плакалось. Что-то невыносимо тяжелое легло на сердце и уже не отпускало долгие годы, долгие годы...

Добрая душа наш доктор! Он опекал меня и лечил душу, в то тяжкое для меня время. Да и не только меня... В полку, пожалуй, не было более заботливого и внимательного к нам человека. Козловский следил буквально за каждым летчиком: как и что он ест, как спит, как настроение. Всегда вовремя и баню со сменой белья организует. Облюбует, бывало, сарайчик какой или развалюху на берегу реки, сложат умельцы-мотористы печку из камней, на нее бочку из-под бензина пристроят, нагреют воды побольше - и баня готова. Для меня доктор Козловский всегда просил приготовить "ванну", то есть отдельную бочку с теплой водой, и настоятельно требовал, чтобы я просидела в ней не менее десяти минут.

Мы, летчики, звали нашего доктора "Только для вас". И вот почему. Раздавая шоколад или витамины, он поочередно отзывал каждого в сторонку, оглядывался и таинственно произносил: "Только для вас". Пилоты-насмешники, завидев Козловского, не сговариваясь, вытаскивали из планшетов шоколад и хором кричали: "Только для вас! Доктор не обижался и точно также поступал в следующую раздачу витаминов. Там, где мы базировались, Козловский никому не отказывал в медицинской помощи. Помню, в Тимашевской под Краснодаром я прибежала к нему с просьбой помочь моей хозяйке после родов и ее ребенку. Он тут же, прихватив все, что нужно, отправился спасать мать и дитя. И так было часто.

Однажды наш доктор послал со старшиной, который ехал по делам службы в Куйбышев через Москву, посылочку своей жене. Старшина с трудом разыскал госпиталь, в котором работала супруга Козловского. Разморившись от жары, старшина расстегнул воротник гимнастерки, снял пилотку, уселся в кресло приемного покоя и стал ждать. Вот появилась и она, кого он ждал. Старшина встал, вразвалочку подошел к женщине и сказал:

- Здравствуйте! Я вот привез вам с фронта привет от мужа и гостинец.

- Почему не по форме одеты? Как вы разговариваете со старшим по званию? услышал он писклявый голос, переходящий на визг.

Старшина опешил, резко повернулся, положил на стол гостинцы, надел пилотку и молча вышел из здания госпиталя.

Вернувшись в полк, он не стал расстраивать доктора, а только передал привет от жены и добавил: "Посылочку передал из рук в руки, не сомневайтесь!" В полку долго злословили и подсмеивались над старшиной, но все это происходило без нашего доктора. Мы его уважали.

"А ля малина"

На заводском аэродроме в столовой всегда длинная очередь. Когда она подходит, отдаешь свою шапку-ушанку и получаешь алюминиевую ложку. Обед у нас состоял из трех блюд: суп "погоняй", каша "шрапнель" да кисель "а ля малина", размазанный по большой алюминиевой тарелке. Ребята шутят: "Жив-то будешь, а к девочкам не пойдешь".

Целыми днями мы летаем и штурмуем - теоретически. Читаем все, что находим о воздушных и наземных боях, изучаем тактику свою и противника. Нам уже выдали полетные карты. Мы их подбираем, склеиваем - получаются целые простыни: далековат наш маршрут до фронта...

По настоянию доктора Козловского меня из общежития с трехярусными кроватями на девяносто человек перевели в финский домик. Там освободилась комната и командование предложило ее мне - все-таки единственная женщина. А я в этом милом домике чуть было богу душу не отдала.

Пришла под вечер с аэродрома замерзшая, смотрю: печка истоплена и еще угольки не потухли - так красиво переливаются то синими огоньками, то красными, то золотыми. Засмотрелась я на них, согрелась. Затем выпила какую-то таблетку, прописанную нашим доктором для успокоения, и прилегла на кровать, не раздеваясь заснула. Как будто наяву вижу Виктора в белой рубашке с галстуком, на голове у него расписная тюбетейка, а я в каком-то тумане вижу и себя в плиссовой черной юбке, голубой футболке с белым воротничком и со шнуровкой. На мне белый берет и белые с голубой окантовочкой прорезиненные тапочки с белыми носками. Берет держится буквально на макушке и правом ухе - шик.

Все это великолепие приобретено мною в торгсине на подаренную мамой старинную золотую монету. И вот теперь во сне, как наяву, вижу себя в этом торгсиновском великолепии, а Виктора при галстуке, который он никогда не носил. Мы с ним в Сокольниках среди ромашек, на какой-то громадной поляне. Виктор сорвал мне одну ромашку и говорит: "На, погадай, кто тебе больше из нас нравится. Я или "князь" Тугуши?.."

Мне легко и весело и вдруг, как сквозь сон, слышу: кто-то стучится. Хочу встать, а не могу.

А в дверь барабанят все громче и громче и кричат, повторяя мое имя. Кое-как поднялась, пошла по стеночке. Упала, приподнялась, опять упала. Решила ползти - ничего не получается. Наконец дотянулась до двери и, повернув ключ, сползла на пол.