– Не больше, чем ты, – Тиерсен продолжает смеяться. Это какая-то истерика, но лучше всех других истерик. Только грудь еще болит после прикосновения Марии, и он все-таки успокаивается, касаясь ее ладонью. – Жжется что-то, – отвечает на незаданный вопрос Цицеро и морщится. Это больнее, чем он думал. Тиерсен расстегивает пуговицы рубашки и наклоняет голову, но раньше, чем он понимает, что там, Цицеро восхищенно вдыхает и тянется пальцами, касаясь его груди раскрытой ладонью. – Твою мать, больно же! – Тиерсен дергается. – Что там такое?
– Это… знак, Тиер, – Цицеро вглядывается с любопытством. – Это… рука нашей Госпожи!
– Вот черт, – Тиерсен теперь и сам видит – на его груди остался отпечаток ладони Марии, выгоревшими волосами и сожженной до черноты кожей. И это не слишком приятно и очень больно, но… – Ну хоть не что-то неприличное, – Тиерсен морщится опять, касаясь ожога подушечками пальцев и сразу отдергивая руку. – Ладно-ладно, я понял, что мне с этим все равно придется жить, – он вымученно вздыхает и принимается аккуратно застегивать рубашку обратно.
– Придется жить?! – Цицеро возмущенно поднимает брови. – Цицеро бы столько отдал, чтобы Госпожа отметила его так же, а Тиерсену, значит, придется?!
– Ты с этим поосторожнее, а то всяких символических отметин я тебе всегда могу оставить, – Тиерсен все-таки не выдерживает и улыбается. А потом притягивает Цицеро к себе за пальто. – Ну что, поедем домой? – спрашивает он тихо в приоткрытые губы.
– Домой? – игриво спрашивает Цицеро, легко касаясь языком его нижней губы. – Домой! – он улыбается ярко и блестяще. – Тиерсен и Цицеро, Слышащий и его Хранитель! Домой! Вместе! – и он смеется Тиерсену в рот, когда тот все-таки целует его.
В жизни Тиерсена Мотьера происходит много странных вещей. Например, совсем скоро ему придется объяснять своим друзьям, что когда у них в гостиной появляется странная серокожая женщина с красными глазами – то так и должно быть. Или, например, ему придется убивать еще многих и многих людей, и это тоже не слишком обычно. А уж то, что он будет читать молитвы на мертвом во всех мирах языке, совершая такие же мертвые ритуалы – вовсе никак не в порядке вещей. Но вот то, что, сидя за рулем темного и довольно рычащего автомобиля, Тиерсен слышит горячие шепотки в оба уха, то и дело перебивающиеся звонким смехом, и чувствует руки на плечах: крепкую и горячую на правом, тонкую и холодную на левом – это он никак не может назвать странным. Это правильно, абсолютно правильно. Единственно, отныне и во веки веков. Амен.
* “Босс боссов” – термин, использовавшийся американскими и итальянскими СМИ для обозначения босса самой влиятельной мафиозной семьи.
** Цицеро имеет в виду b^uche de No"el, “рождественское полено” – традиционный французский рождественский торт в виде полена, он же, грубо говоря, сладкий рулет.
*** Отсылка к рассказу “Птицы” Дафны Дюморье.
========== Эпилог ==========
Худой, жилистый мужчина лет сорока вытянулся на гостиничной постели и лениво пялится в экран телевизора. Он не одет, и от него легко пахнет потом, а простыня и одеяло под ним сбиты, но никак исправлять это положение он явно не собирается. По крайней мере, в этот момент. И даже когда требовательно звонит телефон на прикроватном столике, он, не отрываясь от музыкальной программы, берет трубку на ощупь.
– Месье Симон? Звонок от мадемуазель Мишель, вы примете?
– Разумеется, – он устраивается в подушках удобнее.
– Мой дорогой, это ты? – звонкий девичий голос, так хорошо ему знакомый, раздается после щелчка.
– Конечно, я, кто же еще, – он не выдерживает и улыбается.
– А мы уже в аэропорту! Господи, я так соскучилась, ты не представляешь! Это был ужасно долгий месяц!
– Я знаю, милая. Я тоже очень скучал.
– А я скучала больше! И не спорь, – она смеется громко. – Но ладно, хватит тратить время, мы сейчас же возьмем машину до Венеции и будем у вас вечером. Надеюсь, не случится дождя.
– Хорошо, милая. Мы пока начнем готовиться. До встречи.
– Я люблю тебя, – она кладет трубку, и он тоже. И возвращается к программе, еще улыбаясь недолго.
Дверь находится за его спиной, и он не поворачивается, когда та открывается и закрывается, щелкнув.
– Ты до сих пор валяешься в постели? – голос немного капризный, как и всегда. – Цицеро же просил тебя заказать чего-нибудь сладкого! Он ужасно голоден после всех этих примирений, – Цицеро лениво обходит постель и потягивается. Его свободный золотой халат в пол и мокрые волосы блестят в широких лучах солнца, заливающих номер через огромное окно.
– Я заказал нормальный обед, придется подождать немного, – Тиерсен чуть щурится, глядя на Цицеро. – А пока почему бы не поваляться? – он наклоняет голову, услышав из телевизора знакомую Марсельезу, которую почти сразу сменяет романтический мотив. – О, это же та песня! Я тебе говорил, ее крутят сейчас везде… сделай погромче и иди сюда.