Я без ума от французов (СИ)

– Цицеро хочет, чтобы ты ругался, – маленький итальянец отстраняется и смотрит требовательно, поглаживая пистолетом короткую щетину на шее. Тиерсен сглатывает.

– Если ты не уберешь пистолет… я кончу прямо сейчас, – говорит негромко и не может удержаться, стонет тихо от того, как сладко похотлив золотой взгляд.

– Неплохое начало, – Цицеро довольно ухмыляется и легонько бьет Тиерсена дулом в подбородок, щелкая предохранителем и возвращаясь к глубоким, неторопливым толчкам.

– Ты… Ты дьявол. Рыжий дьявол, – Тиерсен стонет от этого и опирается руками на спинку сиденья по обе стороны от головы Цицеро.

– Богохульство! Это даже лучше! – Цицеро снова смеется.

– Дьявол, который искушает меня божественным сексом, – Тиерсен быстро входит в раж, отпуская себя, подаваясь навстречу жестким движениям. – Но мне нравится грешить с тобой.

– Ш-ш, Тиерсен, – Цицеро хмурится, трахая его быстро, живо двигая бедрами, и его рука с пистолетом чуть подрагивает. – Ты не должен грешить.

– Ладно, – Тиерсен легко соглашается, ему сейчас абсолютно все равно, что говорить. – Тогда мне просто нравится трахаться с тобой. Я еще успеваю приложить к контракту на твою задницу в обмен на мою душу твой сладкий член? – он смеется хрипло и стонет снова, когда Цицеро свободной рукой поднимает его еще выше, и его головка растягивает вход с каждым движением внутрь.

– Цицеро подумает над этим, – маленький итальянец усмехается и запрокидывает голову с несдержанным криком, когда Тиерсен резко опускается, двигаясь сам.

– Мы сломаем это сиденье к чертовой матери, – Тиерсен жарко выдыхает ему в ухо и выгибается, скользя вперед-назад, и его член легко бьется о живот Цицеро с каждым толчком.

– Не думаю, – Цицеро смеется. – Это крепкий мальчик! – он шлепает по сиденью, и Тиерсен стонет от того, как распутно это выглядит. И выгибается, тянет Цицеро за руку.

– Запихни в меня еще и пальцы, – снова прижимается губами к уху, и Цицеро слушается, скользя по своему промасленному стволу рукой, чувствуя, как тесно задница Тиерсена обхватывает и член, и пальцы. – Господи, меня так заводит оружие у тебя в руках, – стон глубокий, Тиерсен весь подрагивает и чувствует сочную смазку на своей головке, не касаясь себя, чтобы не спустить прямо сейчас. – Ты меня так заводишь. И я хочу, чтобы ты трахнул меня своим вторым стволом.

– Что, Тиерсен? – Цицеро приоткрывает глаза, он уже почти совсем не контролирует себя.

– Я хочу, чтобы ты запихнул свою беретту мне в задницу. Я хочу, чтобы ты выебал меня пистолетом, да, я хочу этого! – Тиерсен почти кричит, и Цицеро опускает руку с пистолетом, будто действительно собирается это сделать, но только кладет его между сиденьями и обхватывает Тиерсена за шею обеими руками, целуя в губы, ритмично вбивая язык ему в рот, ритмично вбивая член ему в задницу. У Тиерсена в ушах шумит, и он только слышит сбившееся ко всем чертям дыхание, переплетающееся, и короткие стоны от слитных движений, не разбирая уже, где чьи, чувствуя, как сильно раскачивается машина, и жмурит глаза, давая Цицеро трахать его несдержанно. Минуту за минутой, и они кусают губы, кусают больно друг друга – в щеки, в шею, в нос – чтобы не кончать еще хоть немного.

– Мне еще постоять здесь, или вы все-таки оторветесь друг от друга? – Тиерсен вздрагивает всем телом, открывая глаза и резко поворачивая голову. Типичный провинциальный полицейский, в солнцезащитных очках и с крепкой челюстью, может, и оперся бы на дверцу, но только презрительно скрещивает руки на груди. И Тиерсен чувствует себя невозможно голым, невозможно… развратным, потому что он стонал последние несколько минут так, что даже не услышал звука подъезжающей машины, потому что от него дико пахнет потом и смазкой, потому что у него совершенно мокрые подмышки, поясница и виски, потому что член и не думает опускаться, только прижимаясь к животу. И это все не считая того, что он сидит на Цицеро в самой прозрачной позе из всех возможных, и тот спокойно держит руки у него на бедрах.

– Чья машина? Ладно, неважно, ты, – полицейский кивает Тиерсену, – одевайся, берите права, и идем составлять протокол.

Тиерсен пытается слезть с Цицеро, но маленький итальянец не отпускает его, жестко давя на бедра, и улыбается самой широкой из своих улыбок.

– Нам не нужны проблемы, инспектор, – он не знает французского и говорит на английском с акцентом.

– У вас уже проблемы, – полицейский тоже переходит на английский с выражением сильнейшей вынужденности. – Я попросил…

– Могу представить, – Цицеро перебивает его, недовольно качает головой, поворачивается к Тиерсену и снова приподнимает его, вталкиваясь мягко. – Но вот какое маленькое дело: только сам Господь Бог, Преподобная Дева Мария и этот человек могут просить Цицеро прекратить сейчас.

– Цицеро, постой, – Тиерсен кладет руку ему на грудь, но не удерживается и, чувствуя себя последней шлюхой, стонет коротко, чувствуя, как горячо вздрагивает член Цицеро внутри него и скользит полно и плотно.