Я – бездна

Женщина задумалась, нервно ломая пальцы. Взгляд ее потух, ей было очень не по себе. Охотница больше не произнесла ни слова. Она развернулась и вышла из магазина.

23 февраля

Дневной свет понемногу затухал, зимний день клонился к закату. Последние лучи солнца проникли в больничную палату, мягко осветив кровать Мартины. Она полулежала, облокотившись спиной на подушки. Взгляд ее был печален, утроба опустела.

— Врачи сделали все возможное, чтобы спасти моего малыша, — грустно сказала она девушке-полицейскому. Та сидела рядом. В руках она держала блокнот, который достала в начале их разговора, но пока так ничего туда и не записала.

— Что вы можете рассказать об этом подростке?

— Я не думала, что он способен на такое, даже из ревности. Но я не могу злиться на него. По-вашему, это странно?

— Не знаю. Как посмотреть.

— В пять лет он чуть не утонул в бассейне на территории заброшенной гостиницы. Уже тогда мы должны были понять, что это был не несчастный случай.

— То есть?

— С ним была мать. Она сказала, что на минуту отвлеклась, но все было иначе. Она видела, что мальчик тонет, и сознательно его бросила.

— И после этого, вы считаете, она начала издеваться над мальчиком?

— Тот случай должен был насторожить нас. Думаю, Вера никогда не любила сына. Более того, она испытывала к нему отвращение.

— То есть вы думаете, она его ненавидела? И как вы этого не заметили?

— Объяснений множество. Прежде всего потому, что в католической культуре принято идеализировать образ матери, или потому, что мы изначально не готовы мириться с мыслью, что можно презирать существо, которому мы подарили жизнь. Мы думаем, что всегда можем выбрать вместо любви безразличие, и любой психолог вам подтвердит, что для большинства людей это действительно так; но не для матери. В отличие от всех остальных, у матери нет выбора. И зачастую она сама этого не понимает.

— То есть мать способна только любить или так же сильно ненавидеть?

— Именно. И Вера тому пример. Кроме того, она постоянно заводила отношения с тиранами, меняла одного на другого. Поэтому мы и поверили ей, когда она рассказала о Микки.

— Микки?

— Она убедила нас в том, что этот Микки, один из ее приятелей, истязал мальчика, а она не могла этому помешать.

— И это была ложь?

— Да.

— И как вы об этом узнали?

— Однажды их сосед услышал крики ребенка и вызвал полицию. Когда полиция прибыла, Вера снова свалила вину на Микки, но в квартире, кроме нее, никого не было.

— Стало быть, она убедила в этом и вас, и сына?

— Я понимаю, звучит дико, что правда вскрылась не сразу. Я не ищу оправданий, в этом есть и наша вина. И больше всех виновата я. Так вышло, потому что мы всё еще разделяем стереотипное и бессмысленное мнение, будто только мужчина может быть жестоким, а женщина и особенно мать — нет.

— А когда вы поняли, что она издевается над мальчиком, вы устроили его в интернат.

— Да, но он хотел, чтобы ему нашли приемную семью.

— Через несколько лет его все же усыновили.

— Возможно, он уже был слишком взрослым, чтобы адаптироваться к жизни в семье. Когда я нашла пару, потерявшую сына примерно его возраста, я подумала, что мальчик может дать им ощущение, что жизнь продолжается, и это, вероятно, облегчит их страдания. Кроме того, никто больше не стремился его усыновить. Все остальные отказывались из-за его прошлого.

— Прошлого?

— Микки — так называли отца Веры. Который стал и его отцом — мальчик появился на свет в результате инцеста.

— Зло — это порочный круг.

— Думаете, вы сможете его найти?

— Весьма вероятно: куда может податься четырнадцатилетний подросток?

— Не будьте с ним слишком суровы, хорошо?

— Хорошо.

В эту секунду послышался детский плач.

Девушка наклонилась над боксом у кровати. В боксе лежал младенец.

— Вы уже решили, как его назовете?

— Мой муж хотел, чтоб его назвали в честь дедушки. Диего.

Девушка из полиции спрятала блокнот, где так ничего и не записала, и взяла сумку, собираясь прощаться.

— Он называл сожителей матери «мошкарой», — добавила Мартина, вспомнив эту деталь. — За Верой постоянно увивались мужчины. Только я могла держать их подальше, припугнуть их — вот почему он называл меня «Охотницей на мух».

Девушка в форме зашагала к двери.

— Позаботьтесь о своем сыне и забудьте об этой жуткой истории.

Мартина проводила ее взглядом. Затем потянулась к боксу и вытащила рыдающего младенца. Она расцеловала его щечки, улыбнулась ему и приложила к груди. Пока он жадно сосал грудь, она разглядывала его, спрашивая себя, какое слово он произнесет первым, когда проявит характер, каким он станет, когда вырастет. Чудом спасенный мальчик — Бог словно избрал его для какой-то особенной роли. Конечно, в глубине души Мартина понимала, что думать об этом глупо, гадать о будущем сына слишком рано, но какая разница?

Скоро Диего сможет мечтать о будущем сам. А пока что его мама думает и грезит за него.

Примечание автора

В основе сюжета лежат реальные события.

Благодарности