Я бил «сталинских соколов»

Я видел, как один «миг» икирует вертикально в лес, в то время как сам атаковал другой. Я уже взял его на прицел и нажал гашетку. Но мои пулеметы не работали! Остальные пилоты также жаловались на неисправность оружия. Я порекомендовал всем одновременно выйти из боя. Нам это удалось. Вражеские истребители, похоже, получили свое, потому что не преследовали нас, а убрались восвояси.

Вернувшись на базу, мы решили выяснить, что же случилось. Оказалось, что наши пулеметы, прекрасно работавшие на больших высотах, просто замерзли во влажном морозном воздухе у земли.

Пааво Меллин попал в плен, и его увезли на аэродром в Сегежу. Русские летчики жаловались, что никак не могут захватить нас в плен, а Пааво находился в слишком угнетенном состоянии, чтобы участвовать в попойке вместе с ним прежде чем его отправят в лагерь военнопленных. В конце концов через 3 года Пааво вернулся домой при обмене военнопленными.

14 марта мы снова находились в тех же охотничьих угодьях и вели жестокий бой с новыми пилотами из Сегежи. Небо над Масельгой снова наполнил рев моторов и треск пулеметных очередей.

Воздушный бой начался, как всегда, над Листенпохья и постепенно сместился на север. Над озером Каркиярви я сбил один МиГ-3, неосторожно появившийся передо мной. После нескольких очередей он рухнул в болото. Я не мог его преследовать, так как за мной пристроился другой «миг». Однако в игру вступил один из наших истребителей, и противник был вынужден отвалить. Я воспользовался возможностью всадить ему в бок очередь, его мотор задымился, и он поспешно ушел в сторону базы.

Первая цель совершила вынужденную посадку на болото, поросшее мелким кустарником. Я прошелся над ним на бреющем и, к своему изумлению, увидел, что пилот стоит рядом с самолетом и машет мне рукой. Я сделал второй заход и покачал крыльями, прощаясь, а затем присоединился к нашему звену, направлявшемуся на базу. Небо снова было очищено от русских самолетов.

Иммола

23 марта командир эскадрильи отдал нашему звену приказ упаковать вещички и приготовиться поддержать с воздуха высадку на Гогланд с аэродрома Иммола.

Это была желанная смена рода деятельности, потому что обещала постоянные воздушные бои. Те пилоты нашей эскадрильи, которые были вынуждены остаться, откровенно нам завидовали.

Бой за Гогланд начался. Наша авиация поддерживала десант генерала Паяри, которому было поручено занять остров. Неблагоприятные погодные условия существенно ограничивали активность авиации обоих противников.

Утро 28 марта выдалось ясным и солнечным. В первый раз мы взлетели в 07.00, и нашей задачей было патрулировать между Гогландом и Лавенсаари. Мы должны были удержать вражеские самолеты подальше от наших солдат, которые двигались по морскому льду к острову.

Наша группа состояла из 5 истребителей и уже приближалась к Сууркюла с юга на высоте 6500 футов, когда станция наведения сообщила о вражеских истребителях прямо перед нами. Одновременно я увидел 10 истребителей И-153 «Чайка» и сразу сообщил о них остальным пилотам.

Вражеские истребители явно намеревались атаковать нашу пехоту, которая продвигалась по льду. Наши зенитные батареи стали первым препятствием этому плану, их огонь рассеял атакующих. В это же самое время мы набросились на них, словно соколы на стаю испуганных цыплят. Наши зенитчики сразу поняли, что происходит, и прекратили стрелять.

Наши истребители быстро перемешались с вражескими, и было трудно понять, в кого и куда стрелять. Трассы мелькали тут и там, сплетаясь в тесную сеть. Наконец русские истребители начали оттягиваться в направлении Лавенсаари, но мы приклеились к ним, словно пиявки.

Я обстрелял несколько целей, но без видимого эффекта. Вражеские пилоты были старыми опытными лисами, их было крайне трудно чем-то удивить. Каждый раз, когда ты выходил на позицию для стрельбы, русский самолет начинал бешено крутиться, и прицелиться в него было просто невозможно. В этот день мы испробовали все фигуры высшего пилотажа и продемонстрировали высший класс управления самолетом. Свалка началась примерно на уровне моря, но постепенно поднялась до 3000 футов. Временами опасность врезаться в лед была гораздо больше, чем риск попасть под вражеские пули.

Наконец начало восстанавливаться какое-то подобие порядка. Я гнался за одной «Чайкой», держась в 50 метрах от нее, тогда как русский пилот отчаянно пытался стряхнуть меня с хвоста. Я дал пару прицельных очередей, и его маневренность резко снизилась. Пилот явно занервничал, он метался передо мной туда и сюда, что было ошибкой - теперь я мог удержать его на прицеле. Он попытался выполнить переворот, но я всадил в него еще одну очередь с расстояния 40 метров. Этого хватило, самолет рухнул на лед и покатился кувырком, сминая крылья. Кауппинен, который летел позади меня, также дал очередь по разваливающемуся самолету.

Теперь ситуация сложилась для нас очень благоприятно. «Чайки» оказались впереди, а мы находились позади них. Я без проблем поймал на прицел следующий вражеский самолет и дал очередь. Он также упал на лед, а я взялся за следующий.