Я - богиня любви и содрогания

— Не я тебя должен учить любви, девочка моя… Война — страшный учитель… — страстно прошептали мне, я чувствовала, как его рука нежно скользнула между моих ног. Каждое его прикосновение заставляло меня вздрагивать и судорожно глотать воздух. — Но есть один… единственный урок, который она может дать… Лишь война знает цену любви и может сказать, настоящая она или нет…

Я нервно сжимала колени, сидя на его нежной руке. Мои окостеневшие от напряжения пальцы, судорожно впивались в его плечи, а я умоляла его пощадить меня… Нельзя так сладко и долго мучить бедную девушку….

— … Война проверяет любовь на прочность…Это из царства смерти никто не возвращается, а с войны возвращаются… — шептали мне, заставляя умирать и молча умолять. — Примет ли воин любимую после того, когда узнает, что творили с ней завоеватели-мародеры? Будет ли любить так же, если вечным напоминанием об унижении станет чужой ребенок? Или станет тем палачом, который будет пытать ее унижением и упреками до конца жизни? Будет ли он искать ее после войны, когда вернулся в разрушенный город и увидел пепелище вместо дома? Станет ли она ждать его, когда уже других перестали ждать? Готов ли он вернуться к ней, после того, что ему пришлось пройти? Готов ли он идти тысячи лиг пешком, превозмогая голод и холод, чтобы обнять ее и прижать к себе?

В темноте комнаты я судорожно гладила его бледное лицо и осыпала поцелуями. Жадные пальцы впивались в меня, поцелуи обжигали исступленной агонией. Меня осторожно приподняли, а я простонала, задыхаясь от внезапной слабости.

Эзра встал с кресла, держа меня одной рукой, а я почувствовала, как моя спина уперлась в стену.

— Любовь моя…, — я слышала, как он, задыхаясь, скользит поцелуями по моей шее, как его руки гладят мои бедра. — Самая прекрасная… Из плоти и крови… Любовь, у которой бьется сердце… Которая может обнять и поцеловать… Не мечта… Не ускользающий образ… Не бесплотный призрак…

Я стояла, прижавшись спиной к стене, а его рука продолжала нежно ласкать меня. Его губы впивались в мою грудь, заставляя меня дрожать и замирать, исступленно прижимая к себе его голову.

— Хочу тебя всю без остатка… Не могу насладиться биением твоего сердце, теплой сладкой кожей, твоими сладкими губами… Я хочу знать, какая ты на вкус… — поцелуи и ласки отпускался все ниже и ниже, заставляя меня кусать губы, а потом он закинул мою ногу себе на плечо

— Прошу тебя… — простонала я, покачиваясь от каждого его глубокого поцелуя. Нет, не бывает губ нежнее, а языка грубее и настойчивей. Я чувствовала, как он закинул себе на плечо мою вторую ногу, упиваясь моими судорожными мучениями. Мне казалось, что вижу в комнате всполохи пламени, слышу глухие стоны и мольбы…

Сколько жестокой нежности и нежной жестокости скрывалось в каждом его стоне наслаждения, а я понимала, что каждый его поцелуй — маленькая и прекрасная смерть…

Не знаю почему, но по щеке медленно и сладко текла горячая слеза, в тот момент, когда его жадные поцелуи заставляли вздрагивать мой живот. Я не знаю, кому из богов молиться богине любви, впервые почувствовавшей себя богиней. «Люблю», — прошептало сердце, а я эхом, едва слышно повторила, задыхаясь от мучительной агонии нежности.

Меня поставили на дрожащие ноги, обняли, скользя руками по спине и опускаясь все ниже и ниже, чтобы приподнять, подарив губам поцелуй и медленно с едва слышным стоном войти в меня. В тот момент, когда любимый резко прижал меня к себе, я почувствовала отголосок сладкой боли внизу живота.

— Прошу тебя…. — умоляла я его остановиться и не останавливаться, со всех нежностью, на которую была способна.

— Я не знаю пощады ни в войне, ни в любви… Любить нужно каждый день, как в последний раз…, - я ловила его шепот поцелуями, вздрагивая от каждого толчка, приносящего мучительную до дрожи сладость. В комнате разгоралось пламя. Оно облизывало нас со всех сторон, отдаваясь мурашками по коже… Огонь обнимал меня, ласкал жадными языками мои плечи, грудь и губы… Как же жарко, как же сладко, как же страшно и хорошо… Если умереть, то сейчас, если жить, то вечно…

Глаза застилал тяжелый, томный и сладкий туман невидимой душной агонии, а я, богиня любви, действительно, никогда не знала, что такое настоящая любовь. Любовь, которую не просто видишь и слышишь, но и чувствуешь в каждом прикосновении, в каждом поцелуе, в каждом мгновении сладости и слабости, Я никогда не знала этого чувства, расцветающего огненным цветком в глубине души и тела. Любовь, это когда отдаешь без остатка тело, сердце и душу. «Люблю», — задыхаясь, шептало сердце, а я слабым эхом повторяла его слова.

Руки с легкостью приподнимали и опускали меня, пока я умоляла о пощаде, плакала, смеялась и снова эхом шептала подсказку сердца… Мне казалось, что любимый сам объят этим призрачным пламенем, что его губы и есть языки огня… Сквозь его прерывистое дыхание, страстные рывки, отдающиеся дрожью в моем теле,