Я болею за «Спартак»

Работа сближает, и мы становимся как бы членами коллектива зимовщиков, входим в их жизнь. И вскоре нам уже кажется, что мы находимся не на самой северной в мире зимовке, а на обычной метеорологической станции, каких на земном шаре десятки тысяч. Именно так чувствуют себя зимовщики. Они сжились с Арктикой, она стала для них повседневным бытом. Впрочем, это не совсем верно. Здесь есть какая-то доля бравады: нельзя оставаться равнодушным перед своеобразной, ни с чем не сравнимой красотой Земли Франца-Иосифа.

В дни ледового дрейфа я сдружился с Николаем Васильевичем Пинегиным, и мы авралили с ним на пару.

Профессор Визе и Пинегин — бывалые полярники. В 1913-1914 годах — еще совсем молодыми — они зимовали в бухте Тихой с экспедицией лейтенанта Седова, Визе — в качестве гидробиолога, Пинегин — как фотограф и художник. Не было тогда ни домиков на берегу, ни радиоантенны, ни ледокола в бухте. Стояла вмерзшая в береговой припай небольшая деревянная шхуна «Св. Фока», и мучились цингой в своих холодных каютах участники экспедиции.

С тех пор прошло семнадцать лет, но ни Визе, ни Пинегин не изменили Арктике. Визе стал ведущим советским ученым-полярником. Он открывал новые земли, притом не только в экспедициях, но и сидя за своим письменным столом в кабинете Арктического института. Так, изучив в 1924 году дрейф шхуны Брусилова «Св. Анна», он «открыл» новый остров на точно определенных координатах в Карском море. Он должен был существовать, этот остров, иначе нельзя было объяснить, почему в этом месте морские течения описывают дугу. Через шесть лет Визе высадился с борта ледокола на «свой» остров. Он оказался как раз там, где ему и полагалось быть. С 1928 года Визе делает ежегодные прогнозы льдистости арктических морей; они служат надежными ориентирами для полярных плаваний.

Визе отдал Арктике свой талант ученого, Пинегин — зоркий глаз художника и мастерство писателя: его книги «В стране песцов» и «Записки полярника» по описаниям природы, обрисовке быта и характеров, красочности диалога мало чем уступают северным рассказам Короленко.

...Аврал закончен, и мы с Николаем Васильевичем решаем побродить по берегам бухты Тихой. С винтовками за спиной взбираемся по гальке и снежникам на небольшую площадку на склоне мыса Седова. На площадке врыто в землю два грубо сколоченных деревянных креста. На одном выжжено «Expedition leutenant Sedow»[1], на другом — «И. А. Зандер». Под этим крестом похоронен механик экпедиции, умерший от цинги.

С площадки видна бухта Тихая, против Мелениуса с вдающимся в него плоским мысом Скотт-Кельти и вдали — ледниковые щиты еще каких-то островов. Небо заволокли тучи, и далекий арктический простор величаво спокоен. Пинегин задумался.

— С того дня, как мы пришли в бухту Тихую, — сказал он, прерывая молчание, — я не могу отделаться от воспоминаний. Разговариваю с зимовщиками, здоровыми, веселыми, и вижу, словно сквозь туман, своих товарищей-седовцев, грязных, лохматых, истощенных, с одутловатыми лицами, вижу палубу нашего «Фоки», покрытую замерзшей моржовой кровью и собачьим пометом, свою каюту с инеем на стенах и толстым слоем льда на иллюминаторе. Эти воспоминания преследуют меня почти с ясностью галлюцинаций... Ведь я собственными руками складывал с товарищами этот могильный холмик, под которым лежит добродушный толстяк Зандер. Вчера на банкете я едва удержался, чтобы не рассказать обо всем этом...

...Георгий Седов, сын простого азовского рыбака, сумевший, благодаря своей настойчивости, получить образование и окончить морской корпус, куда принимали только дворян, стал ученым-гидрологом. В 1912 году он добился разрешения предпринять экспедицию к Северному полюсу.

«Горячие порывы у русских людей к открытию Северного полюса проявились еще во времена Ломоносова и не угасли до сих пор», — писал он в рапорте на имя начальника Главного гидрографического управления. «Мы пойдем в этом году и покажем всему миру, что русские способны на этот подвиг».

Разрешение было получено, но казна денег не отпустила: Совет Министров считал, что экспедиция носит непродуманный характер. Пришлось обратиться за помощью к частным лицам. Все это задержало экспедицию; шхуна «Св. Фока» отплыла из Архангельска уже к осени; добраться до Земли Франца-Иосифа не удалось, пришлось зазимовать у берегов Новой Земли. Только на следующий год «Св. Фока» достиг Земли Франца-Иосифа, намереваясь дойти до северной оконечности архипелага, до острова Рудольфа. Но Британский канал был забит льдом, и шхуна встала на вторую зимовку в бухте Тихой.