Я больше не верю курсиву

Ближе к концу эпохи деревянных телевизоров футурологи из воскресных газет предрекали появление «общества праздности». Считалось, что с возникновением новых технологий человеку придется все меньше и меньше трудиться – в том смысле, в каком понимал труд Маркс, – и ему придется искать какое-нибудь полезное, здоровое и интересное времяпровождение. Как всегда бывает с футурологами прошлого, сейчас уже не поймешь, откуда возникла такая убежденность. В сегодняшнем мире, тем не менее, избытка досуга вовсе не наблюдается. Мир вообще стал каким-то подозрительным, каким-то чудным и немного меланхоличным, словно потертый кожаный саквояж в витрине магазина «Ральф Лорен». Свободного времени много у стариков и у живущих за чертой бедности – да и то если не найдется какого-то пристрастия, свойственного их кругу. Успешный человек постоянно занят. Новые технологии стремительно заполняют все пустоты в глобальной коммуникационной сети, мы же все менее и менее терпимы к обычной лени!

Вот зачем нужна всемирная паутина, эта настроечная таблица глобальной информационной среды будущего. На этой неуклюжей, личиночной и какой-то простоватой стадии она позволяет нам тратить время, бесцельно бродить и мечтать о множестве других жизней, о людях, сидящих за бесчисленными мониторами этого внегеографического метагосударства, которое мы все чаще зовем своим домом. Сеть непременно станет более предсказуемой, а оттого менее забавной – у нас всегда так выходит. Пока же побродить по этой помеси любительского телевидения с магазином открыток – мечта каждого лентяя. А кое-кто даже подумает, что это у вас работа такая.

«…поисковик Алтависта»?.. Нда… Слова из догугловской вселенной. Из нежного и несформировавшегося времени.

Впрочем, перечитывая это сейчас, я думаю: Сеть превратилась именно в то, чего я ожидал. И одновременно, как всегда бывает с такими явлениями, в нечто совершенно иное.

Куба как машина времени «Бесконечная матрица» Январь 2006

История и научная фантастика вошли в мою жизнь за один год.

С историей я столкнулся в подвале старого кирпичного дома, мимо которого каждый день ходил в начальную школу одного маленького городка в штате Виргиния.

Дом стоял пустой, но выглядел довольно прилично, и потому меня не интересовал – там точно не водились привидения. Впрочем, когда рабочие собрались его ремонтировать, я, отогнув лист фанеры, все же пролез внутрь обследовать пустые, холодные комнаты. В одной из них (тут мое сердце забилось чаще) стоял отсыревший старый сундук. Набравшись храбрости, я открыл его и обнаружил внутри лишь пачку потускневших литографий (тогда я не знал этого слова) с самолетами. Правда, то были очень уж необычные самолеты, и они странным образом привлекли мое внимание. Они были старые, из какой-то прошлой эпохи, но зато интересные и почему-то чуть страшноватые. Я разглядывал их, сидя на корточках и ощущая, как в мой мозг хлынул огромный массив информации. Еще раньше я как-то сам незаметно усвоил, что была война – хотя не знал, с кем и когда. Родители иногда упоминали про «войну», словно она была очень давно или в какой-то иной реальности, но я не соотносил это слово с расплывчатыми намеками на какие-то масштабные столкновения в недавнем прошлом. Я читал комиксы про войну, играл в солдатиков, но не понимал их места в реальном мире.

В том сундуке была Вторая мировая война. Я столкнулся с историей (а она – со мной) и навсегда изменился.

С научной фантастикой я столкнулся на магазинной полке, где обнаружил комикс «Машина времени» из серии «Классикс иллюстрейтед» за пятнадцать центов. Как и заявляли составители серии, мне тут же захотелось прочесть книгу Уэллса. Когда в 1960 году на экраны вышел фильм Джорджа Пала, я уже втайне считал «Машину времени» своей собственностью, своей личной альтернативной вселенной, список которых в дальнейшем только рос. Я был уверен, что никто в зале не понимает ее по-настоящему.

Совсем уж втайне от всех я взял тетрадку с лошадью на обложке и изрисовал ее карандашными чертежами моей собственной, настоящей машины времени. За основу я взял не киноверсию, а машину из комикса. Она напоминала модель атома, а от себя я добавил головокружительно сложную систему концентрических сфер, которые каким-то не вполне понятным образом позволяли двигаться в трех измерениях сразу. Мне казалось, в этом весь фокус. Уверен, я подозревал, что путешествовать во времени – примерно как укусить собственный локоть (а поначалу это казалось мне вполне возможным), – но я ни за что себе в этом не признался бы. Слишком уж заманчивой представлялась перспектива.