Охранники мной тоже не интересуются. Приносят три раза в день еду, стоят под дверью ванной комнаты, когда я туда иду, да патрулируют под окнами, на тот случай если я решу поиграть в ниндзя и спуститься по стене.
Кругом западня и никакого просвета. Но меня не тюрьма моя вынужденная напрягает, и не сторожа. Меня мучает неизвестность. Сколько мне тут сидеть? Что потом? И когда появится Макс?
Почему он не появляется?
Хотя с чего я взяла, что он будет сам сидеть в этой дыре и пасти меня. На хрен я ему сдалась? После всего, что натворила…
У него работа, своя жизнь, и возможно прямо сейчас он утешается с какой-нибудь девицей.
Да что ж так плохо-то?
На третий день сидеть взаперти становится совсем невмоготу. Я изнываю, места себе не нахожу. Готова орать, крушить все, что попадется под руку, рвать волосы на голове. Единственное утешение — мой малыш. Я часами сижу, уставившись невидящим взглядом в окно и положив руку на живот. Пытаюсь уловить хоть како-то движение. Конечно, слишком рано, но порой мне кажется, что чувствую что-то легкое, будто крылья бабочки касаются изнутри. Живот еще почти плоский, в растянутой футболке его и вовсе не заметно. А если встать перед зеркалом, то можно заметить набольшую выпуклость, будто я просто люблю вкусно и много кушать.
Интересно, как долго мне удастся водить за нос бывшего мужа? Он же не слепой. Он видел меня и в одежде, и без, знает каждый мой изгиб. Рано или поздно заметит перемены в движениях, в том, как веду себя, как берегусь, непроизвольно прикрывая самое ценное.
Это всего лишь вопрос времени, когда Кирсанов посмотрит на меня и спросит: какого хрена, дорогая моя бывшая жена? Какого, мать твою, хрена?
Я не хочу думать о том, что он потом сделает. Запрещаю себе это, но мысли все равно тянутся и тянутся, причиняя неимоверные мучения.
Чтобы хоть как-то отвлечься, я пытаюсь упросить охранников, выпустить меня погулять. Хоть ненадолго побродить по вечерним дорожкам среди могучих сосен, но в ответ получаю равнодушный отказ. Распоряжения от хозяина не было — на остальное им пофиг, и хоть в лепешку расшибись.
После очередного хладнокровного «нет» меня прорывает:
— Я устала сидеть в заточении! — швыряю подушку в того, кто принес ужин. Мужик уворачивается, умудрившись ничего не расплескать на подносе, но ни слова не говорит, — хватит молчать! Я хочу на улицу! Хочу гулять! Хочу общаться с друзьями и заниматься своими делами!
Меня накрывает по полной, а мой тюремщик лишь жмет плечами.
— Вопросы не к нам.
— А к кому? К хозяину вашему? К этому равнодушному чурбану, который меня тут бросил? Посадил в клетку и объедками подкармливает?
В ответ получаю невозмутимое:
— Еда свежая.
Вообще непробиваемый! Вышколенный пес, выполняющий только приказы хозяина.
Как же меня все бесит! Пытаюсь найти умные слова, но во мне сейчас столько обиды и ненужных эмоций, что не справляюсь. Голос становится визгливым
— Вы знаете, что это насильное задержание человека? Знаете, что это статья?
— Хочешь поговорить про статьи? — раздается позади меня.
Язык моментально прилипает к нёбу, а ноги наливаются свинцовой тяжестью.
Кирсанов… Все-таки вернулся.
Стоит, подпирая плечом косяк и, не отводя от меня вызывающе наглого взгляда, неспешно расстегивает запонки на руках.
Я и рада, что он вернулся, и дышать не могу от боли, которая захлестывает, стоит только увидеть бывшего мужа.
Охранника, как ветром сдувает. Вышколенный пес без лишних команд понимает, что сейчас самый подходящий момент просто исчезнуть.
Мы остаемся вдвоем. Я — разобранная, нервная, и равнодушный он.
Смотрит на меня исподлобья, чего-то ждет. А я не знаю, что сказать. У меня разрывается в груди, кровоточит и надсадно бухает.
— Все? — хмыкает бывший муж, — разговор окончен?
Я по-прежнему не могу совладать со своим речевым аппаратом, а Макс отталкивается плечом от косяка и разворачивается, чтобы уйти.
— Максим…
— Ммм? — холодный взгляд через плечо.
— Где ты был все это время?
— Какая тебе разница?
Черт. Больно.
— Я просто спросила.
Он возвращается и подходит ко мне, останавливается на расстоянии вытянутой руки, но кажется, что между нами пропасть в сотню километров. Я не чувствую его. Он больше не подпускает меня, закрыт. Бетонная стена, колючая проволока и двести двадцать — все что нужно знать о его границах по отношению ко мне.
А когда-то любил, боготворил до дрожи. Смотрел, как на самую большую драгоценность, а я радовалась, что так все удачно складывается, что клиент тепленький и полностью в моей власти.
Насмешка судьбы. Он разлюбил, узнав какая я на самом деле, а я поняла, что люблю, лишь когда все потеряла. Такой вот хреновый пасьянс у нас получился.
— Что именно тебя интересует, Таисия?
Я люблю свое полное имя, но только не в его исполнении. Мне больше нравилось, когда Макс называл меня Таськой, Тасенышем, просто Тасей. А теперь создается ощущение, будто я посторонняя.
Хотя, почему будто?
Он ждет ответа, а я не могу произнести ни звука. Приходится несколько раз кашлянуть, прежде чем выдавливаю банальное:
— Работал?
— Как обычно.