Я буду Будда

Я сходил в магазин и купил бутылку конька. Пил весь день.

Глава 107

На следующий день с утра я занавесил все окна в квартире тяжелыми покрывалами, чтобы солнце не пробивалось в квартиру. Солнце уже вовсю разгоняло зиму и вваливалось по утрам бесцеремонно. Весна в этом году пришла рано.

Это было прекрасное утро. Я чувствовал покой. И точно знал, что буду делать.

Я открыл ноутбук и запустил Word. Удалил из файла все, что было написано в нем за все годы. Я не хотел начинать книгу с огромных карих глаз.

Написал: «Глава 1». Первый абзац дался легко: «В девятом классе я полюбил прогуливать уроки. Моя семья жила в унылой серой пятиэтажке. Я забрасывал портфель под лестницу на первом этаже, где стояла разбитая детская коляска, а на стене красовался метровый хуй, старательно выцарапанный гвоздем».

И больше я не останавливался. Каждое утро вставал, пил кофе, выкуривал пять сигарет и писал. Я писал весь апрель, и к началу майских праздников книга была готова.

Глава 108

Распечатал на принтере книгу и долго искал томик Горького «Письма начинающим литераторам».

Бросил в рюкзак Горького, шариковую ручку и распечатанные листы.

В Лаврушинском переулке стало красивее. Посадили деревья. Поставили новые скамейки.

Я не помнил номер квартиры, где жила та бабулька, что обещала сдать мне квартиру, когда я напишу книгу про любовь. Помнил только этаж и расположение квартиры на лестничной клетке. Табличка на доме была на месте. Блестящая и красивая. Дом писателей.

Долго ждал у подъезда, когда кто-нибудь выйдет. Наконец какой-то мужик пошел гулять с собакой, и я прошмыгнул внутрь.

Позвонил в дверь.

– Кто? – спросил женский голос, не открывая дверь.

Только сейчас я понял, что не знаю, как зовут ту бабульку.

– Здесь раньше бабушка жила, сдавала эту квартиру. Можно с ней поговорить? – сказал я.

– Она умерла, – ответил женский голос и добавил: – Лет десять назад.

– А где она похоронена? – спросил я.

Глава 109

Могила была заброшенной. Так заросла травой, что не было видно могильного холма.

Я долго драл траву. Выровнял холмик. Поправил крест. Протер фотографию.

Достал из рюкзака распечатанные листы, Горького и шариковую ручку.

Открыл книгу на последней странице. Под последним предложением – «Художественная правда создается писателем так же, как пчелою создается мед: от всех цветов понемножку берет пчела, но берет самое нужное» – было место. Там я и написал, как она просила.

«Любовь – это причина космоса. А космосу нужны звезды. Для того, чтобы с кем-то вместе разгадать, что там – за Поясом Ориона, и сказать: „А вот Большая Медведица“».

Но вместо этого любовь положили на стол патологоанатома, обнаженную, мертвую. Доктор жизнь вспорол ей брюхо и режет причину космоса скальпелем сомнений. Режет и выворачивает кишки, чтоб убедиться: в этом органическом хламе не предусмотрено места для того, что вчера случайно пробежало вдоль позвоночника, обдав сначала жаром, а потом холодком предвкушения.

Там, где сомнения, звезды больше не нужны. А без них кончается космос.

Теперь я все знаю про кишки и ничего про звезды. И ничего про любовь.

И звезды больше не нужны.

Я положил Горького на могилу. Рядом положил распечатанные листы.

Начинался май.

Рассказы

Хороший человек

«АНТОН ГУСЫНИН – ПИДР»

И ведь как написано! Почти во всю высоту бетонного забора вдоль железной дороги. Каждая буква метра два, не меньше. Ядовитая оранжевая краска. Антон Гусынин – пидр!

Еще вчера этой надписи не было и Антон Гусынин любовался в окно электрички на граффити между станциями «Кусково» и «Чухлинка».

Некоторые из них были совершенно непонятными, но исполнены так искусно, что Антону Гусынину до ужаса хотелось узнать, что именно написано. Среди сложных и заковыристых рисунков попадались лозунги, призывы брать «зимний дворец», угрозы фанатам «Спартака» и простое, но не уступающее по энергетике древним рунам слово – «хуй». Больше всего Антону Гусынину нравились последние перед Курским вокзалом надписи, идущие подряд: «космос рухнул», «Русь», «Таня я тебя выебу», «мы не рабы».

Теперь в самом начале стены, перед огромным синим китом, красуется надпись «АНТОН ГУСЫНИН – ПИДР».

Когда Антон Гусынин увидел ее в первый раз, он вздрогнул и посмотрел по сторонам. Ему показалось, что весь вагон сейчас смотрит на него и все, абсолютно все понимают, что это он, он – тот самый Антон Гусынин.

Почему? Кто? Откуда автор надписи знает, что Антон Гусынин каждое утро едет в этой электричке на работу? Почему не пидор? Это хотя бы понятно. Не педик, в конце-то концов. Какое-то пренебрежительное – пидр. Чтобы больнее было. Наверняка, чтобы больнее было. Но кто?

После синего кита и череды бессмысленных каракулей Антон Гусынин увидел еще одну надпись. Точно такую же. Ярко-оранжевая, ядовитая краска и огромные буквы. И так до самой Москвы. На перегонах между станциями надпись повторяется по два, по три раза.