Я буду любить тебя...

— Хотя превратности войны и сделали меня в некотором роде вашим пленником, сэр, — произнес он с достоинством, — мне кажется, что на этом острове, который всех нас держит в плену, нет нужды требовать от меня столь явного подтверждения моего униженного положения. Кроме того, с вашей стороны это неблагородно…

— О благородстве, милорд, мы поговорим потом, — перебил его я. — Сейчас я спешу. Я знаю, что вы и при шпаге мой пленник, но другие этого не знают. В настоящий момент мне необходимо, чтобы вы были пленником не только по сути, но и по виду. К тому же мастер Спэрроу безоружен, и мне не остается ничего другого, как обезоружить врага, чтобы вооружить друга. Милорд, я прошу вас отдать то, что в противном случае мы будем вынуждены отобрать у вас силой.

Он быстро посмотрел на Дикона, но тот стоял к нему спиной, глядя на море. У меня мелькнула мысль, что драки здесь, видимо, не избежать, хотя мне этого и не хотелось, но тут милорд показал, что кроме храбрости, в коей я никогда не сомневался, он обладает также и другим достоинством — благоразумием. Он пожал плечами, расхохотался и повернулся к мистрис Перси.

— Что поделаешь, леди, когда ты пленник вдвойне: пленник врагов, имеющих численное превосходство, и пленник красоты? Самое лучшее тут — это посмеяться над ужимками судьбы и сделать хорошую мину при плохой игре. Вот вам моя шпага, сэр; сейчас к вам обращен ее эфес, но когда-нибудь это будет острие!

Он вынул шпагу из ножен и протянул ее мне рукоятью вперед. Я принял у него оружие с поклоном и вручил его Спэрроу.

Пока мы спорили, воспитанница короля встала и теперь стояла, прислонясь спиной к отвесной стене песчаного наноса. Лицо ее было как белый мрамор меж двумя темными волнами длинных волос, до половины заплетенных в косы.

— Не знаю, вернусь ли я назад, — сказал я, приблизившись. — Перед тем как уйти, могу ли я поцеловать вашу руку?

Ее губы дрогнули, но с них не слетел ни единый звук. Я опустился на колени и поцеловал ее стиснутые руки; они были холоднее льда.

— Куда вы идете? — прошептала она. — Навстречу какой опасности? Я… я… возьмите меня с собой!

Я встал, смеясь над своим безумием, которое нашептывало мне остаться, прильнуть лбом и губами к этим тонким рукам и забыть обо всем.

— Как-нибудь в другой раз, — ответил я ей. — А пока грейтесь на солнышке и думайте, что все идет хорошо. Надеюсь, что так оно и будет.

Несколько минут спустя я уже подходил к компании, собравшейся вокруг могильной ямы. Могила уже приняла в своей чрево то, что будет покоиться в ней до скончания времен, и теперь ее торопливо засыпали песком. Из шайки отпетых висельников одни орудовали лопатами, другие молча стояли или сидели, но все до одного смотрели на могилу и потому не видели меня. Когда была брошена последняя горсть песка и края ямы сровнялись с поверхностью, я прошел прямо в гущу толпы и очутился лицом к лицу с тремя кандидатами на освободившееся место капитана.

— Доброе утро, джентльмены, — сказал я громко. — Позвольте узнать, что вы здесь зарыли: тело вашего капитана, или иного члена команды, или же просто испанские дублоны и пиастры?

Глава XXII В которой я изменяю свое имя и род занятий

— Право, когда солнце отражается в стольких клинках сразу, это режет мне глаза, — продолжал я. — Полно, джентльмены, зачем показывать мне эти ножи н шпаги? Неужели один флибустьер не может поприсутствовать на похоронах другого, не опасаясь давки и угрозы оружием? Кстати, если вы возьмете на себя труд оглядеться, то увидите, что я явился на эту церемонию один.

Ножи опустились, а их владельцы чуть отошли назад, плюя на землю, ругаясь и смеясь. Человек в черном, шитом серебром камзоле не стал ни браниться, ни хохотать, а только улыбнулся ласково и печально.

— Вы что, свалились с неба? — осведомился он. — Появились с моря?

— Из моря, — отвечал я. — Мой корабль затонул во время вчерашнего шторма. Я вижу, вам с вашим суденышком повезло больше. — С этими словами я небрежно махнул рукой в сторону трехсоттонного корабля и, слегка подкрутив усы, замолчал, как бы в раздумье.

— Неужели ваш корабль был так велик? — спросил Пэрдайс, в то время как по толпе пробежал восхищенный ропот, перемежаемый громкими ругательствами.

— У меня был очень большой галеон, — ответил я со вздохом сожаления по поводу столь тяжкой потери.

На миг воцарилось молчание и все уставились на меня.

— Галеон… — тихо повторил Пэрдайс.

— Те, кто плавал на нем вчера, нынче лежат на дне морском, — продолжал я. — Увы! Там же покоятся сто тысяч золотых песо, три тысячи слитков серебра, десять корзин жемчуга, несметное количество драгоценностей и много золотой и серебряной парчи. Очень богатый был приз [111]!

Обступившие меня пираты с шумом втянули в себя воздух.

— И все это теперь на морском дне? — вопросил Рыжий Джил, с вожделением глядя на волнующееся море. — И не осталось ни одного песо, ни одной малюсенькой жемчужинки?

Я покачал головою и испустил глубокий вздох.