Я буду одевать ее в индиго

Мы вошли в прохладную тень гигантских деревьев, окружавших зокало. В середине площади располагалась украшенная орнаментом круглая эстрада, широкие пересекающиеся прогулочные дорожки, а по периметру — яркие ленты цветочных клумб. Движение происходило против часовой стрелки. Площадь была забита мужчинами, женщинами и детьми, продававшими яркие шали, обувь, гуталин, жевательную резинку, серапе, соломенные шляпы, корзины, черную глиняную посуду, живые и декоративные цветы, серапе, сигареты, древние индейские реликвии, при ближайшем рассмотрении оказывающиеся подделками, серебряные украшения, бижутерию, хлопушки, фартуки, серапе, мороженое, прохладительные напитки и горячие сосиски. И опять-таки серапе[4].

Отовсюду проглядывала бедность: калеки-нищие, худосочные дети, бездомные дворняжки. Но тем не менее в толпе витал дух веселья, люди казались беззаботными и довольными жизнью. Мы заняли свободную скамейку. Майер сел, продолжая впитывать в себя впечатления и не переставая улыбаться. Но именно он первым заметил небольшую группу на одной из диагональных дорожек, ведущих к самому большому в городе отелю «Маркес дель Валье», фасад которого выходил на площадь. Длинная, закрытая небольшим узким навесом терраса протянулась вдоль всего фасада. На террасе в два ряда стояло более полусотни столиков, половина из которых была занята. Вокруг них сновали одетые в белое официанты, разнося еду и напитки.

Группа состояла из четырех парней и трех девушек студенческого возраста. Парни были одеты в потрепанные мексиканские рабочие рубашки и выгоревшие на солнце штаны цвета хаки. На девушках были шорты и цветастые хлопчатобумажные индейские блузы. Экстравагантность парням придавали бороды и длинные волосы. По утверждению Майера, их внешность указывала на то, что в Мексике они находятся уже довольно давно. Мексиканские власти несколько лет назад перекрыли границу для хиппи, так что такие лохмы и бакенбарды должны были отрасти уже к югу от границы.

Мы встали и пошли за ними. Официанты сдвинули для них два столика, а мы уселись за другой столик футах в двадцати. Активность на площади к тому времени заметно уменьшилась, магазины закрылись. Наступило время сиесты.

Компания расселась тесным кружком, полностью игнорируя окружающих. Их было слишком много для того, чтобы подсесть к кому-нибудь из них и познакомиться поближе. Я раскрыл меню. Майеру пришлось довериться моему вкусу. Я ухитрился найти самое простое решение и заказал цыплят «энчиладос», посыпанных сыром «чихуахуа» и запеченных в духовке. Официант сказал, что у них, к сожалению, нет «дос-экис», но если нам нравится темное пиво, то «негро-модело» вполне подойдет.

Появилась еще одна студенческая пара. Здоровенный парень с небольшой головой и живым тонким лицом, светлыми мягкими волосами и бородой, подстриженными «под Христа». С ним была маленькая гибкая негритянка с кожей цвета грифельного порошка и с африканской прической, состоявшей из массы тонких косичек.

— Пожелай мне удачи, — бросил я Майеру и легкой походкой направился к их столу. Там стоял один свободный стул.

— Можно присоединиться к вам на пару минут?

Они окинули меня быстрыми, одинаково настороженными взглядами и отвернулись, продолжая беседовать, как будто меня не было.

Тогда я сел и, вежливо улыбаясь, вклинился в их разговор.

— Ребята, я не в отпуске. Я не ищу развлечений, не пьян и не легавый.

Они неприязненно уставились на меня своими темными глазами. Девушка повернулась к своему дружку.

— Милый, тебе не кажется это странным? Похоже, у этого парня что-то вроде синдрома навязчивого общения.

Ее приятель, явно дурачась и довольно неудачно изображая старого глуповатого негра, прошепелявил:

— Эй, вы все слыхали, что стряслось с Джемимой?

— Нет! — завертела она головой. — А что же такое стряслось с доброй старой Джемимой?

— Ее замели легавые.

— Господи боже ты мой! Поди, досталось бедняге.

— Хрясь, хрясь, хрясь! — без улыбки произнес я.

— Шли бы вы отсюда, мистер, — сказала девушка. — Вон ваш друг уже скучает в одиночестве.

— Ребята, а попробуйте угадать, почему я к вам подошел?

Они переглянулись, и парень пожал плечами.

— Наверное, вас потянуло толкнуть небольшую речь, этакий монолог о терпимости и нетерпимости, о взаимопонимании и все такое прочее. Считайте, что вас уже выслушали, поняли и одобрили, так что можете валить отсюда в ближайший бар и оттачивать свое ораторское искусство там. Наврите себе, что вы свойский парень, которому решить проблему отцов и детей или устранить коммуникационную брешь — раз плюнуть.

Я не выдержал и расхохотался. Он был чертовски прав и в то же время ошибался. Я раскачивался вместе со стулом и продолжал хохотать. Сначала они смотрели на меня с недоумением, потом разозлились, потом начали потихоньку улыбаться и в конце концов тоже рассмеялись.

Переведя дыхание, я сказал:

— Меня зовут Трэвис Макги. Я из Форт-Лодердейл, штат Флорида.

— Дэлла Дэвис, — представил девушку ее спутник. — А я — Майк Баррингтон. — У него была большая мускулистая рука.