Я покачал головой.
— Вай, вай, дорогой. Так ты Лену глазами только что чуть не сожрал. И дай тебе волю, тебе бы было плевать, сколько у нее до тебя было мужиков. Ни одного. Или двадцать. Самир, мы с тобой вроде всегда друг друга понимали хорошо. Не крутись возле нее. Ты ж меня знаешь. Хочешь гарем организовать, из своего аула приведи еще кого-нибудь. И наслаждайся. Саша — старшая жена, та — младшая. Кайф.
Он усмехается.
— Да я и не собирался. Просто ты насчет этой девочки заблуждаешься. Такие, как она, коллекционируют мужчин. И это не ты ее заарканил. А она тебя заманила в свои сети. При том, что маловероятно, что ты останешься единственным уловом.
При каждом его следующем слове у меня увеличивается желание съездить ему по наглой роже. Останавливает меня лишь то, что так я лишь подогрею его интерес к Лене и желание мне насолить.
— Самир, прежде чем разбираться в моей жизни, лучше наведи порядок в собственной. Зачем тебе Саша? Ни ее брата, ни твоей сестры уже нет в живых. Какая месть? Кому?
Дзагоев окидывает меня ледяным взглядом.
— Не твоего ума дело.
Сейчас за показным спокойствием бушуют нешуточные страсти. Я в этом уверен.
— Как и Лена.
Он хмыкает и идет в сторону машины. Я же возвращаюсь в квартиру. Сомневаюсь, что Лена послушалась и улеглась спать. И точно, я нахожу ее на кухне с чашкой чая. По помещению витает тонкий аромат лимона.
— Будешь? — спрашивает она у меня, кивая на чайник.
В голове у меня звучат слова Дзагоева: " Такие, как она, коллекционируют мужчин". Быть этого не может. Чтобы и я, и Гордеев были подопытными кроликами? Она же всегда говорит то, что думает. И интерес к ней — это желание подчинить, завоевать и присвоить.
Только вот… Что если я — не охотник, а — дичь?
И что будет, если после секса с ней всё станет еще хуже? Я итак уже обезумел из-за своего влечения к этой девочке. Что будет, если крышу сорвет окончательно?
Однако сейчас, вдохнув ее запах, ощутив тепло кожи, способность логически думать испаряется, оставляя лишь желание обладать. Припадаю губами к шее, ловлю ими учащающееся биение ее пульса. Невозможно так притворяться. Она на меня реагирует, расслабляется в моих руках, готовая принять всё, что я ей могу дать.
— Лена-а, — хриплю я сипло, потому что во рту пересохло.
Она кладет мне обе ладошки на лицо и сама тянется губами к губам. Целует сначала нерешительно, потом со все возрастающим пылом. Я же забываю обо всем.
В чувство меня приводит ее встревоженное:
— Платон!
Я держу ее под попу на весу, а стояком трусь о промежность. Отпускать ее не хочется, но как-то нужно вернуть себе контроль над самим собой. Ей пока нельзя. Отстраняюсь. Становится пусто и холодно. Ладно, я почти уже привык к воздержанию, поэтому притягиваю девушку обратно и вздыхаю:
— Спать пошли.
Она смотрит на часы и соглашается:
— Пошли. Поздно уже.
Утром не отказываю себе в том, чтобы приласкать аппетитные изгибы. Кажется, пальцы притягиваются к шелковистой коже. Лена извивается под моими ласками, ее стоны звучат как музыка. Когда же пройдут эти проклятые пять дней?
Мне надо на работу, ей на учебу. Но даже в кабинете офиса перед важным совещанием и на нем тоже мои мысли заняты Леной.
Я предвкушаю вечер у нее дома. И ночь в ее постели.
Уже после обеда мне звонит Орлов, просит о встрече. Хочу отказаться, но он бывает временами полезен, поэтому предлагаю ему подъехать в офис. Дел — куча, раскатывать по Москве времени нет.
Макс заявляется с опозданием, подмигивает секретарше и разваливается в кресле в кабинете.
Удивленно приподнимаю бровь.
Макс садится нормально.
— У меня мало времени. И ты опоздал.
— Да я узнать хотел, как все прошло с давлатовской падчерицей. Обломилось?
— Не помню, чтоб мы с тобой это обсуждали.
— Платон, ты, что, думаешь, я совсем дурак? — обижается Орлов, — Твоего интереса не заметил бы слепой.
— Макс, разве тебя касаются мои дела?
— Как тебе сказать. Я сегодня к Киру ездил. И Ленка там была. Она обычная вертихвостка. Да чё болтать-то. На вот, смотри.
Он сует мне под нос свой сотовый и в руке, которой я держу аппарат, рождается такое ощущение, будто мне под ногти воткнули иголки. Раскаленные. Желание разжать руку и бросить вещь очень велико. Но я не позволяю пальцам разжаться, хоть и горю изнутри. Даже чувствую запах горелой плоти.
На экране Лена. С распухшими от моих поцелуев губами. Или не только моих? И Кирилл, который склоняется к ней, ласково убирая упавшую ей на глаза прядку волос. Ее волос, аромат которых я ощущаю, как будто вдохнул его секунду назад. А руки помнят их шелковистую мягкость.
Леночка… Лена… Еленка… Как же так? Ведь утром ты млела от моих поцелуев и улыбалась так же нежно, как сейчас улыбаешься ему.
Ролик прерывается. Но Максим…
— Я не стал снимать дальше, как они лижутся. Они меня заметили.
Наверное, я бы уцепился, как утопающий за соломинку, что это не сегодня. Но даже такой возможности у меня не оказалось. Её отняло разбитое лицо Гордеева. Так он выглядел только после встречи с Самиром.
Почему всё так?
Глава 9.
Платон
Возвращаю телефон обратно Орлову, не подавая виду, какая буря бушует внутри.
— И что?