Я буду сверху

Я закатила глаза, пробормотав что-то на счет человеческой слабости и малодушия, и уже внятно ответила:

– Сейчас попутку поймаем.

Милка успокоилась и послушно засеменила рядом. Мы и впрямь быстро поймали попутку и доехали до города, сразу же направившись в отделение полиции. Признаться честно, туда меня привел вовсе не гражданский долг, а любопытство. Я хотела узнать, поняли ли господа оперативники, что убитый – вовсе не Рамов, а его двойник.

В кабинет к капитану Рогозину мы попали, переговорив с дежурным. Усталый мужчина лет сорока недовольно осмотрел нас, задал ряд вопросов, велел написать объяснительную и отпустил с миром, не ответив ни на один мой вопрос. Как бы мы не старались, изображая убитых горем, нам с Милкой не удалось узнать ровным счетом ничего.

В коридоре я, кипя от злости, осведомилась у сестрицы:

– Слушай, у тебя знакомых в полиции нет? А то такими темпами мы ничего не узнаем.

Милка подумала и отрицательно закачала головой, сказав:

– Нет. А вот у тебя есть.

– В смысле? – не поняла я.

– Помнишь Лешку Рябчикова?

Я нахмурилась – имя и фамилия были мне смутно знакомыми, а потом память воскресила тот ужасный день, когда я приняла решение бросить Стаса. И холодный, отдающий металлом голос его отца, диктующий мне указания.

Именно с Лешей Рябчиковым я демонстративно целовалась на следующий день после расставания со Стасом. Пожалуй, то его выражение лица – боль, потрясение и брезгливость вперемешку с гневом мне не забыть никогда. А Лешку я позабыла быстро, без всяких сожалений прервав с ним все контакты через три дня.

– Помню, – вздохнула я. – И что?

– Так он в полиции работает.

– Превосходно, – проворчала я. – И что ты предлагаешь?

Милка пожала плечами и уставилась на меня, предлагая мне самой решить, что делать. Я подумала, для вида изобразив бурную умственную деятельность, и буркнула:

– И как его найти?

– Пойдем, у дежурного спросим, – подкинула идею сестрица.

Мы спустились на первый этаж, узнали, в каком кабинете сидит Рябчиков, и направились в правое крыло. Постучав в дверь, я приоткрыла створку и просунула внутрь свой нос. Милка напирала сзади, навалившись на меня всем весом.

– Здравствуйте. Можно?

– По какому вопросу? – неприязненно осведомился полный мужчина со внушительными залысинами, в котором я с трудом опознала Лешку Рябчикова. Вернее, теперь уже он смело мог именоваться не Лешкой, а Алексеем Петровичем.

– По личному, – ответила я и ввалилась в кабинет. За мной внутрь просочилась Милка. – Не узнал?

Мужчина подслеповато прищурился, разглядывая нас, а потом по-бабьи ахнул:

– Лара! Ты?

– Я.

– С ума сойти можно, а я и не узнал тебя сразу, – охая и ахая, Алексей тяжело поднялся из-за стола – мешал выпирающий из пиджака живот. – Вообще не изменилась!

– Да будет тебе. Вот, мимо проходила, решила зайти, узнать, как дела.

– Да как они могут быть? – беззаботно отозвался Алексей. – Женился в прошлом году, ребеночка завели. Все как у людей. А ты как? Замужем?

Я тактично проглотила замечание о том, что заводят домашних животных, а не детей, и непринужденно ответила:

– Не замужем, детей нет. Но на жизнь не жалуюсь.

– Да успеешь еще, – «успокоил» меня Рябчиков, и нахмурился: – Подожди, ты сказала, мимо проходила? И что же тебя привело в наше отделение?

Усевшись на стул, я кратко пересказала события того дня, когда мы нашли Рамова. Лешка крякнул, почесал затылок и заметил:

– Да, ну и дела. Я так понимаю, тебе интересно, как дело движется?

– Хотелось бы знать, – сдержанно кивнула я. – Вот Милка, – я нашарила рукой плечо сестры и подтолкнула ее вперед, – очень переживает. Ночами не спит, все о погибшем думает.

Милка, которая ночью спала, как убитая, вытаращила глаза и согласно поддакнула. Лешка понимающе закивал и осторожно, косясь на Милку, начал рассказывать:

– Дело простое. Самоубийца ваш, то есть гражданин Рамов, скончался еще ночью, в промежутке между двенадцатью и двенадцатью тридцатью ночи. Признаков насильственной смерти не обнаружено. Употребил снотворное, в крови найдено солидное количество алкоголя. Родных у погибшего не оказалось, труп опознали работники фирмы. По словам Елены Казаровой, в последнее время Рамов часто жаловался на жизнь, говорил о том, что ему все надоело и он хочет «избавиться от всего». Вот и…

Алексей замолчал.

– Леночка? – ахнула Милка. – Это она так сказала?

Я ткнула Милку локтем вбок, и расплылась в улыбке:

– Спасибо, Леш. А то мы мучились – вдруг, если бы раньше приехали, то успели спасти.

– Нет, – Рябчиков мотнул подбородком, – он еще ночью таблеток нажрался. Часов в одиннадцать, я думаю. А в полночь уже все.

– Ладно, мы пойдем, – поспешила я откланяться. – Миле, кажется, плохо.

Сестрица и впрямь выглядела бледновато, возмущенно хлопая ресницами и что-то бормоча. Попрощавшись с Рябчиковым, мы вышли на улицу и пешком направились в сторону Милкиной работы.

– Что думаешь?

– Думаю, что Леночка сошла с ума, – кипя от возмущения, причитала Милка. – С чего ей такое говорить? Это же бред.

– А вдруг правда? И твой Рамов такое говорил?