Я буду тебе чужой

Желтую курточку увидела под самым колесом, среди мертвых тел затоптанных насмерть людей. Ползком, обдирая колени об асфальт, подползла, ухватила за воротник и потащила в сторону. Успела! Шина лопнула и корпус сел на обод, распространяя вокруг себя жар, от которого мгновенно загорелась одежда мертвецов. Когда отбежала со своей драгоценной ношей на обочину, то рухнула на пожухлую осеннюю траву, поскольку ноги вдруг задрожали и отказались повиноваться.

Затем, целую вечность, как ей показалось, рыдала и трясла безжизненное тельце.

– Солнышко мое, ну, пожалуйста, очнись!

На мертвенно бледном лице девочки алела красная ссадина – под черной бровью, удивленно вздернутой вверх.

– Ну, вставай, миленькая, пожалуйста!

Не зная что делать, какие слова сказать, чтобы маленький человечек вновь открыл свои ясные глаза и увидел, что на земле бывают не только огонь и боль, положила ее животиком на колено, делала все инстинктивно, неосознанно, и стала растирать хрупкую спину. Внезапно послышался слабый кашель. Наталья Сергеевна склонилась к головке со спутанными светлыми волосами,

– Что? Что ты сказала, моя хорошая?

– Я к маме хочу, – прошептала еле слышно девочка и заплакала.

– Как вообще это могло произойти? – сидел убитый Шмыга. Несколько недель напряженной и бесплатной работы!

– Придурок у нас есть. Заместитель прокурора Демидов. Откуда-то с Урала по протекции назначили. Видите ли, захотел пообщаться, пока в СИЗО не увезли. Любознательный оказался, мать его. Привели к нему, в половине девятого, постороннего народу в приемной, как обычно – невпроворот. Завели в кабинет, пристегнули к трубе батареи отопления, опера вышли. Тут звонок от прокурора области. Демидов по старой партийной привычке вышел в комнату отдыха. Как же, секретный звонок, высшее начальство! То ли дуга наручников сомкнулась на манжете пуловера, то ли этот хмырь чем-то открыл их. Спокойно вышел, пробрался в толпе через приемную, – кто там разглядел, что его в браслетах привели! – скользнул мимо оперов и был таков. Прокуратура – общественное место, охраны нам не положено, это у вас, капиталистов, банда головорезов в вестибюле дежурит… Может, еще по пивку? Я мигом слетаю.

Иван Петрович довольно отчетливо представил себе, как это произошло. С советских времен прокуратуру и милицию старалась расположить в одном здании, где в подвале обычно располагались камеры изоляторов временного содержания. Именно там по инструкции полагалось проводить допросы арестованных, которых привозили на день из следственных изоляторов. Однако на практике инструкции нарушались сплошь и рядом. Две-три камеры ИВС не справлялись с потоком бандитов, убийц и грабителей, хлынувших в постперестроечное время. С раннего утра следователи прокуратуры, милицейские дознаватели выстраивались в очередь к одной каморке, где разрешалось проводить работу со своим подследственным. Для кино остались кадры, где следователь спокойный и невозмутимый, с тонким психологическим подходом допрашивает убийцу и тот в конце-концов признается под тяжестью искусно и терпеливо выстроенной системы доказательств. Какой тут «психологический» подход, когда железная дверь с непереносимым скрипом и визгом то и дело приоткрывается и доносится робкий просящий голос коллеги: «Толян, ты на время смотри! Мне в психушку двоих везти, а ты засиделся!», а в подвальном коридоре гул и столпотворение! Тут, дай Бог, наскоро бумаги оформить и два-три вопроса задать. Поэтому правдами и неправдами прокурорские следаки выклянчивали «своих» и сами в наручниках вели их в кабинеты, где начинали с ними спокойно и методично работать. Но прокуратура не режимный объект, а присутственное место, куда каждый гражданин может придти со своей обидой. Поэтому ни постов, ни замков, ни межкоридорных решеток. И стоило Ботанику выйти из кабинета, как он из серийного убийцы превратился в обычное штатское лицо.

– Нет, – категорически сказал Шмыга. – Пиво пить не буду. Полдень рабочего дня. Ты знаешь, сколько стоит месячная аренда девяти квадратных метров на Большой Ордынской, где мы сидим?

– Не знаю, и знать не хочу, а то инфаркт заработаю. А ты не знаешь, где сейчас может находится Ботаник?

– Знаю.

Толич на миг оживился, фантастическая надежда блеснула в его утомленных глазах.

– В Москве. В столице нашей Родины. Он же не поедет к старой тетке в Балашово или к сожительнице на Автозавод.

– А ты откуда знаешь, что у него тетка в Балашово?

– Не знаю, сказал навскидку. Он, конечно, больной, но не настолько, чтобы прямо из прокуратуры поехать по родственникам. Сидит сейчас где-то, пьет водку и горько думает, сколько в мире нехороших, грубых и бесчувственных людей.

В своем нынешнем положении Зосимов готов был стерпеть любое хамство от своего старинного приятеля. И терпел.

– Иван, ты помог найти его в первый раз, сделай это во второй. Подумай, сколько этот зверь еще людей сожрет, прежде чем его изловят.