Я буду тебе вместо папы. История одного обмана

Мне и в голову не приходило задуматься над тем фактом, что именно он заставлял меня делать все эти ужасные вещи. А уж о том, чтобы сказать ему об этом, и речи быть не могло. Онемев от отчаяния и беспомощности, я прижалась к дверце машины и стала смотреть в окно. Его руки обхватили меня, но на этот раз не было ласковых слов, успокаивающих поглаживаний, он просто резко указывал, что мне делать. Через несколько мгновений я уже сидела у него на коленях, сжав кулаки и глотая слезы, а он снова заталкивал в меня эту штуку.

Не желая, чтобы кто-то обнаружил пятна на моих трусиках или заметил странный запах, он внимательно следил, чтобы я вытиралась дочиста.

— Марианна, — говорил он, — мужчины всегда делают это с девочками, которые им нравятся. И они занимаются этим, когда хотят. Неужели ты хочешь, чтобы я перестал быть твоим другом?

— Нет, — шептала я, потому что боялась. Я боялась остаться без его защиты; боялась я также и того, что еще один человек в этом мире будет считать меня бесполезным существом, недостойным его любви.

Теперь он часто забирал меня после школы. Не было больше конфет в бардачке, только он и я в машине посреди леса. Обычно он сажал меня к себе на колени и заставлял терпеть, пока запихивал в меня свою штуку. Иногда я лежала на заднем сиденье, раздвинув ноги в белых носочках и школьных туфлях, а он наваливался сверху, стонал и мычал, двигаясь внутри меня.

Снова наступили летние каникулы, но пикники на пруду утратили все свое очарование. Весной я не собирала лягушачью икру, не сидела у воды, высматривая своих лягушат. В моей голове больше не было историй о пушистых зверьках. Теперь жаркие солнечные дни означали лишь одно: я снова буду лежать на спине, а он, настороженно оглядываясь по сторонам, чтобы никто нас не заметил, задерет мое платье, плюнет себе на руку, чтобы намочить меня, и начнет входить в меня, быстро и грубо, в то время как дети будут играть всего в нескольких метрах от нас.

В пасмурные дни он обычно просил маму, чтобы она отпустила меня помогать ему в мастерской — «подавать инструменты».

— Не хочешь меня взять в помощницы? Я справлюсь! — шутила она каждый раз, перед тем как с улыбкой дать свое согласие. И добавляла, что отпускает меня ненадолго, ошибочно полагая, что я буду там отдыхать.

Меня мутило от навязчивого запаха машинного масла и бензина, наполнявшего мастерскую. Вместо того чтобы чинить машину, сосед поднимал меня, прижимал к стене и резко входил. Он называл это «потрясти коленками».

Шли месяцы. Во сне я видела его лицо, слышала его голос, а просыпаясь, вспоминала о том, что он заставлял меня делать. Я очень хотела, чтобы это прекратилось, чтобы моя жизнь наконец изменилась, но чувство всепоглощающей беспомощности и бессилия сковывало мои движения и мысли.

В школе все тоже было не слава богу. Страшные образы, заполнившие мои сны, не оставляли меня и днем, мешая сосредоточиться на уроках. Я постоянно отвлекалась, и учителей это, естественно, раздражало.

— Марианна, ты слышала хоть слово из того, что я сказала? — Похоже, это стало любимым вопросом моих наставников. Не обращая внимания на испуганное «Да, мисс», они тут же спрашивали у меня что-нибудь по теме урока, и я ничего не могла им ответить.

Видя растерянность на моем лице, учителя нетерпеливо фыркали, одноклассники начинали злорадно хихикать, а я мечтала о том, чтобы провалиться сквозь землю и спастись от дальнейшего унижения. Сколько я ни старалась сосредоточиться на уроках, мысли мои все время возвращались к соседу.

«Интересно, сегодня он будет ждать меня после занятий?» — как же часто я задавалась этим вопросом, считая минуты до конца учебного дня. Желание увидеть его и снова почувствовать себя особенной быстро сменялось страхом, когда машина останавливалась посреди леса.

Делать домашние задания становилось все тяжелее: мало того что я ничего не помнила из учительских объяснений, так еще малыши постоянно отвлекали меня от уроков.

Но приближались большие перемены. За несколько месяцев до моего тринадцатилетия мама объявила, что снова беременна. И у меня внезапно пропали месячные.

Глава двадцать четвертая

Я зажмурилась изо всех сил, как в детстве, когда хотела одновременно сдержать слезы и отгородиться от жестокого взрослого мира.

Пришло время привести в порядок историю моей жизни, но я подсознательно гнала прочь мысли о тех давних событиях.

Однажды утром почтальон принес письмо — то самое, конверт от которого лежит сейчас на кофейном столике, — и воспоминания, давно погребенные в самых далеких уголках памяти, внезапно выползли наружу.

В тот день я сидела на кухне и завтракала бутербродом с джемом; терпкий аромат свежесваренного кофе приятно бодрил. Муж уже уехал на работу, по дороге забросив в школу детей, и я наслаждалась тишиной — редкой гостьей в нашем доме.