«Я буду жить до старости, до славы…». Борис Корнилов

Снова звезды пылают и кружатся,
ходят сосны, сопя и трубя,
закрывая глаза от ужаса,
я обманываю себя.

Милый тесть мой,

Иван Иваныч,
берегите мою жену,
я опять пропадаю на ночь,
словно камень иду ко дну.

Прямо падаем все от хохота,

ничего не понять спьяна —
это домики,
это Охта,
это правая сторона.

Боком,

   гоголем,
      чертом старым —
наши песенки об одном, —
разумеется, по гитарам
ходят рученьки ходуном.

Сукин сын,

   молодой безобразник,
дует в бубен,
   а бубен — день…
Нынче праздник,
   и завтра праздник,
только будет и буден день.

Только вспомню, как пел, бывало,

под Самарою,
под Москвой —
чертов баловень,
запевало,
в доску парень, ребята, свой.

Задушевная песня-премия

легче ветра и ковыля,
день за днем золотое время
пролетает шаля-валя.

— Купите бублики,

гоните рублики[43], —
песня аховая течет,
и в конце концов от республики
мы получим особый счет.

А по счету тому огулом

по заслугам и по делам
нашу жизнь назовут прогулом
с безобразием пополам.

Скажет прямо республика:

   — Слушай,
слушай дело, заткнись, не рычи, —
враг на нас повалился тушей,
вы же пьянствуете, трепачи.

Пота с кровью соленый привкус

липнет, тело мое грызя…
И отвесит потом по загривку
нам разá
и еще разá.

Все припомнит — растрату крови,

силы, молодости густой,
переплеты кабацкой кровли
и станков заржавелый простой.

Покачаемся и скажем:

   — Что ж это
и к чему же такое все,
неужели исхожено, прожито
понапрасну, ни то ни се?

Ни ответа,

   ни теплой варежки,
чтобы руку пожала нам,
отвернутся от нас товарищи
и посмотрят по сторонам.

Да жена постареет за ночь,

может, за две — не за одну.
Милый тесть мой,
Иван Иваныч,
не сберег ты
мою жену.

<1931>

Подруга