«Я буду жить до старости, до славы…». Борис Корнилов

Бог сидел на скамейке,
чинно с блюдечка чай пил…
Брови бога сияли
злыми крыльями чайки.

Двигал в сторону хмурой

бородою из пакли,
руки бога пропахли
рыбьей скользкою шкурой.

Хрупал сахар вприкуску,

и в поту
и в жару,
ел гусиную гузку
золотую,
в жиру.

Он сидел непреклонно —

все застыли по краю,
а насчет самогона
молвил:
— Не потребляю…

Возведя к небу очи,

все шепнули:
— Нельзя им!
И поднялся хозяин
и сказал богу:
— Отче!
Отче, праведный боже,
поучи, посоветуй,
как прожить в жизни этой,
не вылазя из кожи?
На земле с нами пробыв,
укажи беспорядок…
Жúды в продотрядах
извели хлеборобов.
Жúды ходят с наганом,
дышат духом поганым,
ищут чистые зерна!
Ой, прижали как туго!
Про Исуса позорно
говорят без испуга.
Нам покой смертный вырыт,
путь к могиле короче.
Посоветуй нам, отче,
пожалей сирых сúрот!..

Бог поднялся с иконой

в озлобленье великом,
он в рубахе посконной,
подпоясанной лыком.
Все упали:
— Отец мой! —
Ужас тихий и древний…
Бог мужицкий, известный,
из соседней деревни.

Там у бога в молельнях

все иконы да ладан,
много девушек дельных
там работают ладом.

И в молельнях у бога

пышут ризы пожаром, —
богу девушек много
там работают даром.

Он стоял рыжей тучей,

бог сектантский, могучий.
Вечер двигался цвета
самоварного чада…
Бог сказал:
— Это, чадо,
преставление света.
Тяжко мне от обиды:
поругание, чадо, —
ведь явились из ада
коммунисты и жúды.
Запирай на засовы
хаты, уши и веки!
Схватят,
клеймы бесовы
выжгут на человеке.
И тогда все пропало:
не простит тебе боже
сатаны пятипалую
лапу на коже…

Бог завыл.

Над народом,
как над рухлядью серой,
встал он, рыжебородый,
темной силой и верой.

Слезы, кашель и насморк —

все прошло.
Зол, как прежде,
бог ревел:
— Бейте насмерть,
рушьте гадов и режьте!
Заряжайте обрезы,
отточите железы
 вперед непреклонно
с бомбой черной и круглой,
с атамана Зеленого[109]
божьей хоругвой…

Гонец