Я бы сказала, что люблю...

— Но это было давно, — добавила я. — Ничего особенного.

— Теперь ты живешь здесь?

Объект любит утверждать очевидное, что может свидетельствовать о неразвитости наблюдательности и/или краткосрочной памяти.

— Угу, — кивнула я. Повисло молчание — болезненное молчание. — А я маму тут жду, — попыталась я разрядить обстановку. — У нее занятия вечерние… в библиотеке. — Я махнула в сторону здания из красного кирпича через дорогу. — Мне нравится приезжать с ней, я ведь нечасто выбираюсь в город, учусь-то дома.

У Объекта голубые глаза, и они мерцают, когда он смотрит на человека, которого, возможно, считает немного не в себе.

После еще одной очень неловкой паузы он поднялся и сказал:

— Мне пора.

Хотелось попросить его не уходить, но даже я понимала, что это прозвучит совсем жалко. Он пошел, а я не знала, как его остановить (вернее, знала, но приемы, пришедшие на ум, законны только в военное время).

— А как твоя фамилия?

— Соломон, — брякнула я.

Ого! Когда-нибудь я потрачу немалую часть своего госжалованья на то, чтобы понять, почему выбрала именно это имя. Но слово вылетело, и его уже не вернуть.

— Как в книге?

В книге? В какой книге?

Джош рассмеялся.

— Можно тебе позвонить? — спросил он, заметив мое смущение.

Джош спрашивает, можно ли мне позвонить! Он просит мой номер телефона! Думаю, теперь можно спокойно отмести предположение, что он считает меня «никем». Однако есть проблема. Последний телефон, которым я пользовалась, служил заодно и электрошокером (поэтому мне, пожалуй, не стоит давать его номер).

Я ответила:

— Нет.

И тут случилось невероятное: Джош искренне расстроился! Он был такой грустный, будто я задавила его щенка (уверяю, это метафора, ни один щенок не пострадал от моей руки!).

Я была ошарашена, очарована и упивалась властью.

— Нет! — Я покачала головой. — Не то чтобы тебе нельзя позвонить, просто мне вообще нельзя позвонить. — Увидев, как он растерялся, я добавила: — У меня дома строгие порядки. — И это чистая правда.

Он кивнул, хотя ничего не понял, и спросил:

— А как насчет электронной почты?

Я покачала головой.

— Понятно.

— Я буду здесь завтра, — выпалила я. Он замер. —  У мамы снова будут занятия.

— Ладно, может, завтра увидимся.

— Что, черт возьми, это значит? — орала я на Макей, хотя она была ни при чем. Парень расклеивается, оттого что ты не даешь ему номер телефона, ты говоришь, что будешь завтра в конкретном месте в конкретное время — устраняя таким образом необходимость звонить, — а он отвечает, что «может» увидимся. Тут впору взвыть, вам не кажется?

— Может? — кричала я, пожалуй, немного перебарщивая, но ведь я всю дорогу переваривала его слова, а мои подруги слышали их впервые.

У Лизы на лице восторг и ужас — такое выражение у нее бывает, когда доктор Фибз объявляет, что на уроке понадобятся противогазы. Макей полировала ногти. Бекс занималась йогой.

Считается, что при глубоком дыхании и расслаблении человек успокаивается. Только не Бекс.

— Я могу его убить, — предложила она, и если бы Бекс не была закручена кренделем в этот момент, я бы начала волноваться. В конце концов, она же знает, где Джош живет.

— Ну… думаю, тебе стоит пойти, — робко предложила Лиза, — и если он там появится, это будет означать, что ты ему нравишься.

— Ошибаешься, — сказала Макей, листая учебник. — Если он придет, это будет означать, что ему любопытно или скучно, но, скорее всего, любопытно.

— Но когда же мы узнаем, нравится ли она ему? — взмолилась Лиза.

— Вопрос не в этом, — уверенно заявила Макей. — Вопрос в том, насколько сильно?

Сколько же нам еще нужно учиться?!

Глава 15

Шпионская подготовка — навык, который нельзя включить и выключить по желанию. Он уже в крови. Наверняка какой-нибудь ген отвечает за нее, как за тусклые волосы или слабость к ореховым конфетам. Хочу напомнить об этом, прежде чем рассказывать дальше.

Представьте, что вам пятнадцать лет, вы стоите на пустынной улице поздним вечером, готовясь к тайной встрече, и вдруг перестаете видеть, потому что кто-то закрывает руками глаза. Вот вы стоите и думаете, как хорошо, что прихватили с собой шоколадный батончик, а в следующий момент — БАМС… и темнота.

Именно это и случилось. Запаниковала ли я? Ничуть. Я сделала то, чему меня учили — схватила руки нападавшего, перенесла центр тяжести и применила силу инерции обидчика против него же.

Все произошло быстро. Очень быстро. Пугающе быстро, словно эти руки были смертельным оружием.

Я была горда собой, но лишь до той минуты, как взглянула вниз и увидела распростертого на земле Джоша.

— Боже! Прости, пожалуйста! — вскричала я. — Мне так жаль. С тобой все в порядке?

— Ками? — прохрипел он. Голос его был так слаб, что я тут же подумала: ну вот, убила единственного человека на свете, которого могла полюбить, и теперь мне предстоит выслушать его предсмертное признание. Я наклонилась к нему. Мои волосы попали ему в рот, и он поперхнулся.

М-м-м… да… на своем первом псевдосвидании я не только физически оскорбила возможного спутника жизни, но и вызвала у него тошноту — причем буквально.