Я был драгдилером Rolling Stones

И он был прав. Впервые Мик с Бьянкой любили друг друга той ночью в отеле, и оба были в восторге. Оставшиеся десять дней Бьянка путешествовала уже с «Роллинг Стоунз», спала в кровати Джаггера и присутствовала на всех их шоу. Они были вместе каждую свободную секунду, и Джаггер почти ни с кем, кроме нее, не общался.

Журналисты, освещавшие в прессе их гастроли, стремились узнать любую деталь о женщине, которая, казалось, заменила Джаггеру Марианну За ними охотились фотографы. Когда один из них попытался сфотографировать их в Риме, Джаггер подошел к нему и дал по морде. Тот вызвал полицию, и Джаггера оштрафовали на 800 фунтов. Во Франкфурте их телохранитель разбил фотоаппарат другому папарацци, который пытался заснять их, когда они перелезали через стену, веселясь, словно дети после очередного удачного озорства. Когда они вернулись в Лондон, все репортеры стремились расспросить Джаггера о его новой любви. Совсем незадолго перед этим Джон Данбар развелся с Марианной — из-за ее отношений с Джаггером. И теперь газетчики с нетерпением поджидали Мика с его спутницей в Хитроу.

— У меня нет имени. Я не говорю по-английски, — вот и все, что сказала загадочная Бьянка.

Джаггер тоже не удержался от своего любимого романтического эвфемизма:

— Мы просто хорошие друзья.

Бьянка Перес Морено де Мациас родилась в Никарагуа. Хотя она часто рассказывала, что ее отец был крупным плантатором или дипломатом, на самом деле он был мелким бизнесменом. Родители развелись, и мать держала магазинчик безалкогольных напитков в Манагуа. Бьянка выросла очень образованной и крайне амбициозной, она с отличием сдала выпускные экзамены и полетела в Париж — изучать политологию в Сорбонне. Ей было восемнадцать, и она до сих пор была девственницей.

— Меня воспитывали ужасно строго, — признавалась она. — В католическом Никарагуа о сексе почти не говорили. Меня учили, что девственность — величайшая ценность, и я верила в это.

В Париже она быстро распрощалась с девственностью, и это настолько ей понравилось, что она начала проверять на прочность и все прочие истины и табу, которые ей внушались консервативными родителями. Как и Джаггер, в политике она увлекалась левыми взглядами и интересовалась революционными идеями. Со временем она начала писать для крайне радикального студенческого журнала.

Однако, хоть и увлекаясь революционной романтикой, она в то же время работала на совершенно нерадикальной работе — в посольстве Никарагуа во Франции, где очень пригодилось ее владение четырьмя языками: французским, английским, испанским и итальянским.

Красота и стильность быстро сделали ее известной в радикальных парижских кругах Ее часто стали приглашать на модные вечеринки. Затем она переехала в Лондон, в Челси, и здесь встретила Майкла Кэйна. Когда же их отношения изжили себя, она вернулась в Париж и стала работать у Эдди Беркли, который через некоторое время предложил ей выйти за него замуж.

Вскоре после того как Мик с Бьянкой прилетели в Лондон, Джаггер позвонил и сказал, что хочет зайти в гости. Я был слегка удивлен, потому что он всегда относился ко мне с прохладцей — скорее всего, из-за моего недолгого романа с Марианной. «Наверняка опять не может достать кокаина», — цинично подумал я. Но когда они приехали, мне стало ясно, что Бьянке просто хочется поболтать с кем-нибудь, кто говорит на ее родном испанском.

— Так обидно, находясь среди столь приятных и интересных людей, быть вынужденной общаться на чужом языке, — сказала она.

И я понял, почему Мик запал на нее. Она действительно сильно отличалась от необразованных, часто бестактных женщин, вившихся вокруг «Роллинг Стоунз».

Когда я предложил немного кокаина, Бьянка, казалось, была заинтригована.

— Ох, — проговорила она, когда я открыл мою украшенную орнаментом коробочку, где хранил порошок, — но он белый!

— Конечно, — ответил я. — А ты думала, какого он должен быть цвета?

— Конечно, розовый, — сказала она, словно дегустатор, которому по ошибке предложили не то вино. — Самый лучший кокаин — розовый.

Она, конечно, ошибалась. Но я только улыбнулся и кивнул.

Я высыпал мелкие кристаллики на зеркальце и разделил их на две тонкие линейки. Мик свернул пятифунтовую банкноту трубочкой и втянул каждой ноздрей по дорожке.

— Амброзия, — наконец выдохнул он. А затем широко улыбнулся и скорчил гримасу. Бьянка рассмеялась, я посмотрел на них обоих, и тут до меня дошло: они практически близнецы! Мик сумел полюбить эту женщину, потому что она была очень на него похожа — и внешне, и образом мыслей. Жизнь с ней представлялась ему близкой к идеалу: заниматься любовью с самим собой.