Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика

Семья была большая, но дружная. Работали чуть ли не круглосуточно. Кроме подъема производства надо было думать о приданном трем взрослым девкам. Участок с трех сторон граничил с кустарниками, ничейной землей, и отец каждый год за счет выкорчевки кустарников увеличивал свой земельный надел. К 1928 году хозяйство окрепло, увеличились урожаи. Питаться стали лучше. В то время стали в деревнях появляться механические молотилки, и отец решил во что бы то ни стало приобрести молотилку. Но мечте его не суждено было сбыться.

Старик закашлял, комок подкатил к горлу. Протерев кулаком выступившие слезы, описывал дальнейшую жизнь семьи и свою личную.

В стране началась коллективизация, а одновременно и раскулачивание крестьян. Федот Прохоров оказался первым в списке кулаков. Максим Федотович считает, что в список кулаков их семья попала из-за черепичной крыши и жеребца. Только это и выделяло хозяйство в деревне.

Семью, разрешив взять с собой небольшие узелки с продуктами и сменой белья, отправили сначала в город Велиж (районный центр). Из Велижа – 80 км пешком в Смоленск. В Смоленске погрузили в теплушки, и под конвоем солдат эшелон тронулся в ночь. Первую ночь никто не спал. Все пытались разгадать, куда везут. Утром по солнцу определили, что поезд идет на восток. Еще до отправки по деревням ходили слухи, что всех раскулаченных вышлют на Соловки, на Север.

– А тут наше предположение не оправдалось, – говорит Федотыч. – Ехали медленно и долго. Поезд еле тащился. Стояли на станциях. Ночью эшелон останавливали на запасных путях. Мучил голод. Свои продукты быстро кончились, несмотря на то что мы их старались экономить, а кормили какой-то бурдой, да и то два раза в день. Не менее мучительно было отправление естественной нужды. В вагонах нет уборных. Все делается через ворота вагона на ходу поезда. Но в вагоне и мужчины и женщины. Первые сутки были самыми мучительными. Справлять нужду дожидались ночи, а затем кто-то предложил прорезать дыру в полу вагона. Работали посменно, долго и мучительно, столовым ножом. На руках набили кровавые мозоли. Наконец отверстие было готово, угол завесили одеялом, и все облегченно вздохнули.

Где-то в Зауралье нас разделили на две группы. Молодых и здоровых отправили дальше на восток, а стариков и женщин оставили на месте, а затем увезли на Север. Я, тогда восемнадцатилетний парень, попал в первую группу. Привезли нас в Забайкалье. Работали на строительстве железной дороги. Жили первое время в землянках и палатках, а затем в самими построенных бараках. На строительство приезжал Блюхер. Он нам очень понравился. Выступая перед нами, он сказал: «Вы для нас не враги народа, а рабочие».

В 1936 году Максим Федотыч и одна из сестер вернулись в родную деревню. Отец, мать и две сестры погибли в северных лесах. Где они похоронены – он не знает. Отцовского дома и подворья не оказалось. Все разграблено и уничтожено. Женился, сестру выдал замуж. Приняли в колхоз. Начал строить хату. Жили как нищие. Родились один за другим трое детей – две дочери и сын. Колхоз на трудодни давал в лучшем случае 200–300 граммов зерна ржи или ячменя в день. В 1939 году началась Финская война. Призвали. Повезло. В армии никогда не служил и военной специальности не имел, поэтому определили в хозяйственную часть.

Вернулся весной 1940 года. Год бесплатной работы в колхозе и достройка собственного дома. Полуголодное существование семьи из пяти человек. И снова война. Вызвали в военкомат и домой уже не отпустили. Немцы наступали быстро. Направили в какую-то часть в район Витебска. Одели в военную форму, дали винтовку и несколько патронов, и в пешем строю шагаем на запад. Идем ночью, днем спим в лесу. Никто из нас не знает, куда идем и где противник. С трех сторон слышим гул орудийной стрельбы. Над нами летают немецкие самолеты. В один из таких дней, когда мы перед заходом солнца готовились продолжать путь, появились немецкие танки с десантом солдат с автоматами. Мы не успели взять винтовки, как были окружены автоматчиками.

Не знаю, к нашему счастью или к несчастью, после того, что пришлось пережить, не раз думал, что к несчастью, командир отряда, майор по званию, поднял руки. Мы последовали его примеру. И это была наша ошибка. Не подними мы руки – были бы расстреляны и не пришлось бы испытать ада плена и наших лагерей. После этого – мучительный голод, большие пешие переходы. Лагеря – огороженные колючей проволокой поляны. Кормили раз в сутки непонятно из чего приготовленным пойлом. Многие не выдерживали голода и переходов, падали, отказывались идти. Таких конвой расстреливал. Мне было легче: в своих северных лагерях я прошел хорошую школу. К нашему счастью, в июле и августе 1941 года в основном стояла сухая погода. Тяжело было переносить дожди, и особенно ночью. Не укрыться, не обсушиться.