Часто даже такие меры предосторожности не спасали воспитанников от гибели. Так, одна из наиболее шокирующих трагедий произошла 9 мая 1942 года. В этот день четырнадцать детей из детского сада № 2 фабрики им. Урицкого были убиты или тяжело покалечены во время прогулки по Среднему проспекту Васильевского острова. В них попал немецкий снаряд. Как вспоминала заведующая хозяйством Мария Меркулова: «Я сидела на кухне. Вдруг все стекла посыпались. Мы испугались! Где дети?!! Выбежали. Слышим крики, плач. Снаряды кругом свистят. <…> Кругом пыль, куски всякого мусора, стекла. Детей даже не видно. Все засыпано. Ничего не видно!
Цитата 59:
Если такая бомба попадала в дом, то доставалось не только этому дому, но и в соседних домах в лучшем случае вылетали все рамы с мясом, а в худшем разрушались стены.
Комментарий:
В своем интервью Институту истории ВКП(б) 21 ноября 1942 года ленинградец Иван Андреевич Рыхлов описал на своем опыте, что значит находиться в доме и выжить, когда в него попадает такая бомба: «Слух воспринял разрыв огромной силы бомбы. <,,>…Все продолжалось одно мгновенье, потом начался разлом дома – все сыпалось, рушилось, трещало, валилось, затем стоны, крики о помощи. Потом, когда я вспомнил о себе, пришел в сознание… <…>…Я понял, что я нахожусь на кровати, а на мне рама, куски потолка, кирпича, доски и большой дубовый шкаф, который стоял у кровати. <,,> Кровь лилась как вода… <…> После того, как достали жену, я услышал из коридора страшный плач, стон и мольбу о помощи. <…> Тут мы узнали, что сосед по квартире убит. Я выбежал в коридор и вижу: на полу, на досках лежит сосед по комнате, голова его раздробленная лежит на коленях жены, которая стонет и плачет. Я спросил: «Фросенька, что такое?» – «Не знаю!» – ответила она. Я посмотрел пульс – не бьется, но труп еще был теплый. Я увидел, что помочь здесь ничем нельзя, сказал: «Фрося, мы постараемся выбраться вниз и там попросим оказать помощь». А это было на 5-м этаже. <…>Я с женой вышел на улицу. Картина была потрясающая. Огромный шестиэтажный дом. Часть его разрушена до основания бомбой, остальная часть без потолков, без дверей, без окон, конечно, все это служило хорошим материалом для огня, и вся эта часть была охвачена пламенем. Горел весь этот огромный шестиэтажный дом! Наряду с этим продолжалась еще тревога, и тут же прекрасное звездное небо, и разрывы снарядов, жужжанье вражеских самолетов,, <…> Этот случай очень сильно повлиял на психику. Жена моя, если слышит какой-либо звук, похожий на тревогу, вся вздрагивает» (ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 293. Л. 2–8).
Цитата 60:
Все наши игры были связаны с едой. Кубики превращались в кусочки хлеба, машины перевозили только продукты.
Комментарий:
«Игры» блокадных детей с продовольственными карточками и едой – частый пример того, как менялось восприятие блокадной повседневности, которое можно проследить в дневниках и воспоминаниях о «смертном» времени. Н. А. Булатова вспоминала, «как, получив порцию хлеба (5x5 см), она с сестрой соревновалась, «кто больше будет есть по крошечке этот кусочек хлеба и одновременно считали, сколько покойников по той или другой стороне улицы» (см.: Яров С. В. Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941–1942 гг. М.: Центрполиграф, 2012. С. 13–14). Такого рода «игры» отразились и в культурной памяти: так, в первой серии фильма «Балтийское небо» (1960) есть эпизод, в котором двое детей играют в булочную, обменивая несуществующие карточки на воображаемый хлеб, пока их мать думает о том, как спасти их от голодной смерти (см. таймкод: 45:32–46:48. UPL: https://www.youtube.com/watch?v = – L9Naavtv8xw&t= 4181s).
Цитата 61:
Я не знаю, насколько верны эти суждения, но я прекрасно помню, что, находясь в стенах детского «Очага», я все время помнил о том, что наша мама находится дома, в значительно худшем положении, чем мы, и каждый раз старался принести ей из «Очага» кусочек хлеба.
Комментарий: