Я был там: история мальчика, пережившего блокаду. Воспоминания простого человека о непростом времени

Материально бабушка жила не очень хорошо. Получала мизерную пенсию за троих сыновей, которые сложили свои головы на полях Великой Отечественной войны, да занималась огородом, который ей выделили с большим скрипом, со скандалом и слезами. Всех деталей этой постыдной истории с землей я уже не помню, помню только, что ей долго не разрешали пользоваться землей, что находилась за домом. Потом выделили шесть соток, потом опять отобрали. Весь сыр-бор был из-за того, что она не работала в колхозе. А то, что она вырастила трех сыновей и отправила на фронт безвозвратно, не бралось в расчет.

ЛЕТО 1948 ГОДА ВЫДАЛОСЬ СУХОЕ И ЖАРКОЕ. ВОЗДУХ, ОСОБЕННО ПО УТРАМ, НАСТОЛЬКО БЫЛ НАСЫЩЕН АРОМАТОМ ЦВЕТОВ, ТРАВ И СУХОГО СЕНА, ЧТО, КАЗАЛОСЬ, БЫЛ ГУСТЫМ. Особой работой я не был загружен, поэтому ходил, любовался природой и наслаждался свободой, от которой я уже отвык за время пребывания в стенах детдома. Мне даже не верилось, что утром не нужно соскакивать с кровати по первым звукам горна, бежать сломя голову на зарядку, выискивать морщинки и складки на убранной постели, везде и всюду ходить строем. У меня было чувство птицы, выпущенной из клетки. Видимо поэтому мне здешний воздух казался слаще и природа краше, несмотря на то, что пейзажи приуральской Башкирии и богатство растительного мира могут поспорить с любым районом России.

Я быстро познакомился с местными мальчишками, и мы почти целыми днями носились по деревне. Катались по озеру на камьях, кувыркались на сене. Кстати сказать, на этом сене я чуть было не сломал себе шею. На окраине села был сеновал, где осталась небольшая часть сена с прошлого года. Любимым нашим занятием было взобраться на перекладину, которая была под самой крышей сеновала, и с этой высоты прыгать на сено. Сена оставалось уже немного, и поэтому высота была приличной. Если бы мы приземлялись на ноги, то это было бы полбеды, а у нас считалось шиком приземление на шею без помощи рук. В один из дней, после нескольких удачных приземлений, при очередном прыжке в моей шее что-то щелкнуло, голова скривилась набок и появилась невыносимая боль. Несколько дней бабушка с тетей Женей при помощи натираний и растираний приводили меня в исходное положение. Потом мне объяснили, что при подобной травме может парализовать на всю оставшуюся жизнь. Слава богу, травма оказалась не очень серьезной, и через короткое время я уже снова носился с мальчишками по деревне. Мой двоюродный брат, Коля Чикунов, был страстный и умелый рыбак, который умудрялся при помощи обычной удочки за пару часов наловить рыбы на хорошее жаркое. До этого я рыбалкой никогда не занимался, и он пытался приучить меня к этому делу. На первый взгляд немудреное дело оказалось мне не по зубам. Дело доходило до курьезов. Сидим на озере в одной камье. Он закидывает удочку с носа, я с кормы. Он таскает рыбешек одну за другой, а у меня ни одной поклевки. Меняемся удочками, результат все тот же: он только успевает снимать с крючка рыбину за рыбиной, а мой поплавок даже не дергается. Он, рыбак с самого детства, так и не смог определить причину рыбьей нелюбви к моей удочке.

Несмотря на то, что мне была дана полная свобода действий – я вставал, когда хотел, ходил гулять в любое время, – я старался помогать бабушке с тетей Женей в меру своих сил и возможностей. У них дров не было, и мы привозили хворост на тележке или приносили в вязанках из ближайшего леса. Обеспечение водой из колодца тоже была моя обязанность. У них скотины не было, но мы с бабушкой зачем-то ходили косить траву в поле. Один раз, возвращаясь с такого покоса домой, бабушка чуть было не отрезала мне голову косой. Она шла впереди с косой на плече, а я в двух шагах сзади. Меня заинтересовал какой-то предмет, лежащий на земле впереди меня, я шагнул вперед, поднырнул под литовку (так звали косы в тех местах), поднял с земли интересовавший меня предмет, выпрямился и почувствовал удар по шее острым предметом. Оказывается, я выпрямился раньше, чем прошла литовка над моей головой. Коса была «не отбита», поэтому рана на шее была не очень глубока. Но бабушка всполошилась так сильно, что я испугался за нее. Это случилось рядом с домом, и еще дома она долго не могла успокоиться. Досталось и мне за столь прыткие и неожиданные движения.

Когда у тети Жени с бабушкой накапливалось много дел, меня сажали в няньки. Люде шел уже второй годик, и нянчить ее было гораздо легче, чем сразу после рождения. Она уже бегала вовсю, кое-что говорила, и при хорошей погоде мы много времени проводили на улице.