Я был там: история мальчика, пережившего блокаду. Воспоминания простого человека о непростом времени

Ребята с наших групп были задержаны в основном за беспризорничество, а пацаны с 11-й группы, которая была на четвертом этаже, совершили какие-то уголовные преступления и содержались в детприемнике до решения суда. В нашей группе тоже были ребята, совершившие преступления, но об этом знали только мы, и поэтому они находились не в 11-й группе, а в нашей.

Мы знали, что один из наших убил свою бабушку. Другой спалил родительский дом. Такие ребята знали, что их ищут, и жили в детприемнике под вымышленными именами и фамилиями. В мою бытность только в нашей группе родители нашли своих сыновей дважды. При встрече выяснилось, что у них имена и фамилии были совсем другие.

ПОСЛЕ ОФОРМЛЕНИЯ НОВИНКА В ДЕТПРИЕМНИК, ЧАЩЕ ВСЕГО НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ, ЕГО ПРИГЛАШАЛИ В КАНЦЕЛЯРИЮ НА ДОПРОС, ГДЕ ДО МЕЛОЧЕЙ ДОПЫТЫВАЛИСЬ ОБО ВСЕХ ДЕТАЛЯХ БИОГРАФИИ. Очень подробно расспрашивали и о ближайших родственниках. Все показания по каким-то каналам проверялись, и если все было так, как рассказал допрашиваемый, то его больше не беспокоили. Но если что-то не сходилось, то его продолжали таскать на допросы, пока не докапывались до истины. В нашей группе был один такой товарищ, которого таскали на допросы чуть ли ни каждую неделю, и каждый раз он выдумывал новые легенды. Несколько раз его допрашивали не в канцелярии, а прямо в группе, при нас, и каждый раз он во время допроса падал в обморок. Какая у него была тайна, не знали даже мы.

В детприемнике среди воспитанников были и Ленинградцы, которых выловили в подвалах, но основная масса была из других городов и республик Союза. Для доставки таких ребят на родину в детприемнике существовала бригада эвакуаторов. Были случаи, когда во время этих перевозок совершались побеги, а один эвакуатор даже погиб. Он повез очередную группу ребят в Белоруссию, причем в товарном вагоне. Судя по всему, этот эвакуатор любил выпить. После очередного возлияния он крепко уснул. Ребята на какой-то станции открыли вагон, подожгли солому, на которой спал эвакуатор, и разбежались в разные стороны. Как мы потом узнали, этот товарищ сгорел вместе с вагоном.

Среди нас был и такой товарищ, от которого детприемник никак не мог избавиться. Его увозили на родину, а он снова возвращался. При мне было его третье пришествие. Его снова куда-то увезли, и я его больше не видел. Если бы я не взял из детского дома справку о том, что отпущен из этого учреждения, то мне было бы трудно доказать, что я не сбежал, и меня отправили бы снова в Башкирию. К тому времени, как я узнал позже, директора уже посадили в тюрьму, и меня даже искали, чтобы вернуть обратно. Если бы это случилось, то вся моя дальнейшая жизнь продолжилась бы совсем по другому сценарию.

Распорядок дня был так организован, что мы очень редко встречались с ребятами из других групп. Эти встречи происходили в основном в столовой, когда нас приводили чуть раньше того, как первая группа освободит нам столы. Эти встречи были настолько скоротечны, что мы даже не успевали рассмотреть друг друга. Мы стояли в строю, а их в это время строили, чтобы увести в группу.

Одиннадцатую группу в эту столовую не водили, а кормили отдельно от нас. Там ребята были настолько буйные, что отлупили однажды воспитателя так, что он шесть месяцев приходил в себя в больнице. Причем это был не какой-то хилый старичок, а заслуженный мастер спорта, бывший игрок ленинградской футбольной команды «Спартак». После больницы его направили в нашу группу, но и у нас он не задержался долго. Однажды во время проведения очередных занятий в группе, желая успокоить одного нашего товарища, он ударил его по голове линейкой, рассек голову до крови, после чего мы его больше не видели.

Кроме нас в этой столовой питались немецкие военнопленные. Они штукатурили наше здание с наружной стороны. Сравнительно недавно я проезжал мимо этого здания и обратил внимание, что та штукатурка все еще держится, хотя прошло уже более шестидесяти лет. Вот это качество! Каждое утро, в одно и то же время, они строем приходили на рабочее место, завтракали и приступали к работе. Причем никакой охраны при них не было. Командовал ими тоже военнопленный. Когда нас выводили во двор на прогулку, частенько мы с ними встречались. Очевидно, они не знали русского языка, а мы знали одно немецкое слово и при встрече приветствовали друг друга одним словом «Комрад».

ВО ВРЕМЯ БЛОКАДЫ НАМ УДАЛОСЬ ПОЕСТЬ КАШИ С СОЛДАТСКОЙ КУХНИ, А ТЕПЕРЬ ПИТАТЬСЯ С ОДНОГО КОТЛА С НЕМЦАМИ. ПОСЛЕ ЭТОГО НАС МОЖНО НАЗВАТЬ ОДНОКАШНИКАМИ И С НЕМЦАМИ.