Когда силы вернулись ко мне, я стал совершенно спокойным. Айка лучше, чем я, поняла значение телефонного звонка. Она покинула меня в тот же вечер. Счастье не улыбнулось никому из тех, кто был вовлечен в операцию „Цицерон“.
После разрыва дипломатических отношений с Турцией сотрудники немецкого посольства были, если так можно выразиться, почетно интернированы. В конце концов всех их посадили па шведское судно „Дротнингхольм“. Война кончилась, когда они еще были в Средиземном море. „Дротнингхольм“ зашел в Ливерпуль, и англичане арестовали тех пассажиров, которые, с их точки зрения, представляли опасность. Среди них был Мойзиш.
Его поместили в лагерь для „специалистов противника“ и без конца допрашивали:
— Кто такой Цицерон?
— Это правда, что он был камердинером английского посла?
— Вы знаете его настоящее имя?
— Вы платили ему фальшивыми банкнотами?
— Вы не можете пе знать, что деньги были фальшивые. Скажите правду. Сколько денег он получил от вас?
— Как он выглядит? Мы не верим, что вы не знаете его настоящего имени. Как его зовут? Скажите его фамилию. Его фамилию, фамилию, фамилию…
Мойзиш не мог сказать того, чего сам пе знал. Через несколько месяцев его освободили.
Морально убитый и измученный, он возвратился к себе домой в Австрию. Через семнадцать лет после всех этих событий я случайно встретил его в Инсбруке. Мы холодно улыбнулись, и каждый из нас с любопытством посмотрел на другого, чтобы увидеть, что сделала жизнь с ним. Особой симпатии друг к другу мы не чувствовали. За все труды ни один из нас не был вознагражден.
А как остальные? В 1949 году я прочел в газете „Филадельфия инкуайрер“ интервью с Джорджем Эрлом и вспомнил, что когда-то слышал о нем. Мистер Джордж Эрл стал личным другом президента Рузвельта. В прошлом он был губернатором штата Пенсильвания и американским послом в Вене, а затем в Софии. Во время войны он был американским экспертом по Балканам. Официально он считался американским военно-морским атташе в Турции, но в действительности являлся специальным представителем секретной службы. Он был тем человеком за сценой, в чьих руках сходились все нити. Это он в интересах американской секретной службы послал Корнелию Капп из Софии в Анкару.
Своевольный, самоуверенный человек, Эрл установил тайный контакт с фон Папеном. Он возражал против политики союзников, требующей безоговорочной капитуляции Германии, и считал, что было бы вполне достаточно, если бы немцы избавились от Гитлера и прекратили войну. Его пугали действия русских в будущем, в случае если они продвинутся слишком далеко в Центральную Европу.
Рузвельт был иного мнения. И Эрл даже грозился разоблачить политику президента как ошибочную и гибельную. Вскоре президент отстранил его от должности.
В „Филадельфия инкуайрер“ я прочел статью Эрла, который в свое время являлся получателем всей информации, собранной Корнелией. Эрл заявил, что президент письменно запретил ему опубликовывать какие-либо сведения, касающиеся информации, полученной им во время его службы в военно-морских силах США. Президент также приказал ему подать в отставку с поста военно-морского атташе в Турции и передал его в распоряжение министерства военно-морского флота, которое направило его на острова Самоа на должность заместителя управляющего территорией, населенной шестнадцатью тысячами туземцев.
Когда я читал обо всем этом, ненависть моя к этому человеку, который провел кампанию против операции „Цицерон“, стала еще сильнее.
Корнелия Капп тоже не могла сказать о нем ничего хорошего.
„Я никогда не видела его в Турции. Слышала, что он любил выпить и что его отозвали в Вашингтон за недостойное поведение, — заявила она. — Из Анкары меня повезли в Вашингтон через Кипр и Англию. Меня поместили в лагерь. Казалось, ничего не было известно о моей работе на американцев. Я очень много пережила. За мной постоянно наблюдали. Обращались со мной как с преступницей. Мне не разрешалось даже самой пойти в туалет, только в сопровождении. Затем меня поместили в обычную тюрьму в Вашингтоне вместе с проститутками. И это после всего того, что я сделала для Америки“, — рассказывала она позже.
Затем я прочитал заявление официантки ресторана в Чикаго Виолет Майл, известной под кличкой Пинки.