Один из мальчиков, лет десяти, хворал, но ему очень хотелось поговорить с русскими гостями, и жена Роберта попросила Раду подняться к нему в комнату. Минут через двадцать Рада вернулась. Мальчишка расспрашивал о наших ребятах, их увлечениях. Ему хотелось побывать в нашей стране, увидеть сибирскую тайгу. Он подарил нашему старшему сыну Никите, своему сверстнику, книгу, написав на ней: «Русскому мальчику, с которым я мечтаю скакать по тайге на лошади».
Не сбылась эта мечта. Сын Роберта Кеннеди прожил недолго. Его нашли несколько лет назад мертвым в каком-то нью-йоркском отеле. Все руки у него были исколоты.
Сам ли он ввел иглу со смертельной дозой наркотика или кто-нибудь принудил его, воспользовался беспамятством, осталось неизвестным.
Был и такой случай. Когда в космос стали летать наши собачки, дочь президента Каролина (ей было лет шесть) получила в подарок из России черно-белого щеночка от мамы – космической путешественницы. Кровь у щенка была вольная, нрав – степной, не знаю, как он прижился в американских условиях, но Каролина подарку обрадовалась.
А родительница ее собачки попала в космос авантюрным путем. Для очередного испытательного биоспутника в клетке содержался пес-барбос, которому и предназначалось выполнить соответствующую программу. От безделья он просто-напросто разжирел, и к моменту старта оказалось, что в модуль никак не пролезает. Положение складывалось трагикомическое – корабль не мог ждать лишнего часа. Сотрудники Олега Георгиевича Газенко, ответственного за медико-биологические программы в космосе, за подготовку космонавтов, рванули в степь на машине, чтобы срочно добыть тощего пса. Поймали веселую собаку – стройную, сильную, гонявшую по окрестностям в поисках пищи. Ее-то и отправили в испытательный полет.
Вот какая мама была у щенка, прибывшего в Белый дом.
Дочь президента Кеннеди теперь сотрудник музея «Метрополитен», и, если ей доведется прочитать эти строки, думаю, ей приятно будет вспомнить эту маленькую подробность.
В тот день после визита к Роберту Кеннеди мы с женой были вечером приглашены к президенту. Джон Кеннеди был человеком обаятельным, простым в житейском обиходе. Жаклин, Пьер Сэлинджер, Рада и я сидели в его кабинете; на маленьком столике без всякой сервировки стояли чашечки с чаем. Вдруг за дверью раздался плач, и Жаклин сказала: «Опять Каролине что-то приснилось». Президент встал, вышли следом за ним в коридор и мы. По каменным плитам пола с закрытыми глазами, как лунатик, медленно шла девочка, босиком, в длинной ночной рубашке. Президент взял дочь на руки и жестом пригласил нас идти за ним в детскую. Кеннеди уложил девочку в постель. Просторная комната, без всяких излишеств, с разбросанными по полу игрушками. Мы уже собирались тихонько выйти, но президент задержал нас.
«Взгляните», – сказал он тихо, указывая на столик у кровати дочери. Там стояли, соседствуя, расписная русская матрешка и распятие. «Матрешка – подарок вашего отца, – обратился он к Раде, – а распятие – Иоанна XXIII. – Он задумался на секунду. – Пусть Каролина сама выбирает свои привязанности и свой путь». Президент улыбнулся. Он отвечал этой фразой на высказанную Хрущевым мысль о том, что наши внуки будут жить при коммунизме.
Каждый и в самом деле выбирает свой путь сам. Я напомнил Пьеру Сэлинджеру о том вечере, спросил, не собирается ли сын президента Джон заняться политикой. Пьер развел руками: «Во всяком случае, мне не суждено стать его пресс-секретарем, а тебе не дождаться, чтобы кто-нибудь из Кеннеди-младших стал баллотироваться по списку компартии США…»
Как-то Хрущев принимал редакторов социал-демократических газет из ФРГ. Один из гостей спросил: «Сколько ракет может потребоваться для полного уничтожения западногерманского государства?» Хрущев снял трубку, позвонил по известному ему телефону, задал этот вопрос человеку на противоположном конце провода, выслушал ответ и сказал: «Всего семь штук».
Гости в смущении замолчали, но вскоре беседа пошла по мирному руслу, и о ракетах уже никто не вспоминал. Более чем уверен, что Никита Сергеевич своим ответом никак не выражал агрессивности. Он знал, что такое война, видел испытания ядерно-ракетной техники, понимал, какая страшная сила заключена в новейшем оружии. Он, конечно, гордился тем, что мы первыми запустили искусственный спутник Земли, посылающий на землю сигналы «бип-бип-бип», как будто кто-то разговаривал с человечеством на языке жителей иных планет.
Известие о полете искусственного спутника взбудоражило весь мир, вызвав волну восхищения советской наукой и техникой. Какой-то раздраженный американский генерал бросил фразу: «Подумаешь, запустили железку!» – что вызвало ответную реакцию даже западных журналистов: «А вы попробуйте».