Нет, этого я не хочу. Хотя оказывается больно – больнее, чем я ожидала, – но плачу я не из-за
39
Затем Бэн засыпает, так и не разжав объятий. В номере градусов тридцать – несчастный кашляющий кондиционер в окне не справляется с безжалостной жарой пустыни, – да и сам Бэн горячий, как печка. Но я лежу, не шевелясь, хотя мне жарко, и я вся вспотела. Я не хочу двигаться, и в итоге засыпаю. За ночь я просыпаюсь множество раз, и руки Бэна каждый раз неизменно сомкнуты вокруг меня.
Только когда я просыпаюсь утром, это уже не так, и мне холодно, даже несмотря на то, что номер за ночь не остыл, наоборот, снова начал нагреваться. Я сажусь. Бэна и след простыл, а его вещи аккуратно сложены в углу.
Я иду в душ. Между ног болит, я же только что лишилась девственности. Мэг очень нравилось, что я, такая крутая и сексапильная, еще девочка. Но теперь уже нет. Если бы она не ушла, я бы ей рассказала.
В душе ледяной холод, хотя тоже не из-за температуры воды. А потому, что до меня вдруг доходит, что я не смогла бы рассказать. Ведь я сделала это с
Но со мной все иначе. Мы первым делом стали друзьями.
Тут я резко вспоминаю и остальной разговор.
Нет. У нас все по-другому.
– Я другая, – говорю я вслух. И чуть не начинаю смеяться. Сколько еще девчонок Бэна МакКаллистера убеждали себя в этом в душе на следующее утро?
У меня перед глазами мелькают лица: отец; ненависть к нему на лице той девчонки; яростный вид Брэдфорда, когда я сказала ему о сыне, разнообразные оттенки отвращения на лице Бэна, которые, несомненно, отражались и в моих глазах.
Вспоминается одно из первых его писем, которое я прочитала. То, с которого все это началось.
Через картонные стены слышно, как открывается и закрывается дверь. Я выключаю воду, мне становится неловко, что я пришла в ванную, оставив всю одежду в комнате. Я заворачиваюсь во все полотенца, какие только могу найти, и на цыпочках иду к своему рюкзаку.
– Привет, – говорит Бэн. Краем глаза я вижу, что и он на меня не смотрит.
– Привет, – отвечаю я, сосредоточив взгляд на куче своей одежды.
Он начинает что-то говорить, но я перебиваю.
– Погоди. Дай оденусь.
– А, хорошо.
Вернувшись в ванную, я надеваю шорты, уже слишком грязные даже для меня, футболку, и вытираюсь до конца, стараясь не думать о том, как Бэн на меня не смотрел.
Вдохнув поглубже, я открываю дверь. Он готовит какой-то напиток. Так и не поднимая глаз, он начинает говорить очень быстро.
– Я вознамерился отыскать холодный кофе. По всей видимости, «Старбаксы» тут есть, но только в казино, а играть мне не хотелось. А в других местах холодный не подают, даже в настоящей кофейне. В итоге я купил типа свежий горячий кофе и лед, думаю, должно получиться.
Он трещит со скоростью полтора километра в минуту – о холодном кофе с какими-то такими кофейными подробностями, которые я раньше только от Элис слышала. И все еще не смотрит на меня.
– Смешал пополам с молоком, – продолжает он. – Холодный я почему-то больше с ним люблю. Так как будто похоже на мороженое.
– Хочешь пойти подкрепиться перед дорогой, или лучше держаться друг от друга на расстоянии?
Вчера Бэн сказал, что разница между нами в том, что он учится на ошибках. И он прав. А я дура.
– Я за расстояние, – отвечаю я.
Его взгляд на миг перескакивает на меня, а затем так же быстро убегает, словно я ответила правильно.
– Отлично. Как хочешь.
– Мне, вообще-то, домой надо, – говорю я.
– Так мы туда и направляемся, – он складывает майку.
– Прямо сейчас.
Он смотрит на покрывало застеленной кровати, которой мы вчера почти не воспользовались.
– Заправиться надо, и, возможно, масло поменять, – голос у него снова стал жестким, даже слышатся рычащие нотки. – Если ты так спешишь, можешь заняться этим, пока я вещи собираю.
– Хороший план, – соглашаюсь я. Уют его объятий теперь так далеко. – В машине тогда встретимся?
Бэн бросает мне ключи, я ловлю, он будто хочет что-то сказать, но молчит, так что я собираю свое барахлишко и выхожу. Я заливаю в тачку бензин, тут звонит телефон, и я лезу за ним. Бэн. Как это глупо. Мы оба такие дураки.
– Коди! Где ты, черт тебя дери? Ты должна была вернуться два дня назад.
Это не он. А Триша. Когда я слышу ее голос, горло как-то сжимается.
– Что случилось? – спрашивает она.
–
– Коди, где ты? – в ее голосе слышится страх. Я раньше никогда не называла ее мамой.