Тяжело быть художником,быть подобным глупцу и ребенку,видеть сердце тревожноесквозь смешную и тонкую пленку.Видеть слишком отчаянно,слишком ясно и слишком приветно.Замечать? Замечательно ль?Слышать горе в стенаниях ветра.Быть Христом и безбожником,быть бесплотнее Духа Святого, –тяжело быть художником и вдвойне –быть художником слова.Уподобиться Гоголюиль цыпленку в бульонном наваре, –только б осень не трогалив поздний час на Никитском бульваре!
«Люблю я осень…»
Люблю я осень, и моросящийсквозь тучи дождик ужасно мелкий,и этот город ненастоящий,и лето города, как безделки.
«Я витязь ваксы и штиблет…»
Я витязь ваксы и штиблет,я – Вавилон седого лета…Быть может, это
шиболет,но не хотел я шиболета,не добивался шиболетая – витязь ваксы и штиблет!Сменились времени круги, –о невозможная опала!Я чищу ваши сапоги,потомок Ассурбанипала!Спекулятивен и толков,и обогрет электроплиткой,среди подковок и шнурковносатой свился я улиткой.Мой пращур был весьма жесток,но справедлив. Брадат и в теле.А я вхожу в артель «Восток»,как полноправный член артели.В теплейших чесанках больших,в давно разношенных бахилах,здесь навожу я блеск и шикна обувь чуваков унылых.Истории равновелик,хотя усы мои понуры,я гуталиновый
мелики повелитель аппретуры.Не чищу обувь задарма(а за двугривенный – до лоска!).Гудит московская зимау стекол моего киоска.Владея русским языком,но клейким, как гуммиарабик, –я пахну луком с чесноком,по всем законам Хаммураби.
ГЛУПЫЙ СТРАННИК
Глупый странник! Милое коварствоты постичь сумеешь не весьма:видишь это каменное царство,окна, стены, лестницы, дома?Мир в непостижимом обаяньи,день – его слезами ороси! –киоскеры, дети, скверы, нянии шоферы плохоньких такси.Это околесица сквозная,летопись разбуженной воды.Булочная. Бронная. Мясная.Это Патриаршие Пруды.Это твой участок заповедныйпод шатром апрельской синевыв самом центре старой и оседлой,гуталином пахнущей Москвы.
ЧУЖБИНА
На площади странно пустой,подобно ковчегу завета,последний посмертный постойгероев варшавского гетто.И сердце не ищет ответа,одето слепой пустотой,в своей беготне холостойживою душой не согрето.Здесь мог бы, купаясь в крови,колоться угрюмый шиповник.Здесь пал Анхилевич. Полковник.Так имя его назови.Здесь мог бы железный терновникязвить по закону любви.