Я++: Человек, город, сети

Мы все должны согласиться, что каждый из нас обязан быть добр к своим родителям, супруге и детям; к более далеким родственникам, а также к людям, оказавшим нам услугу, и ко всем прочим, допущенным в ближний круг и называемым друзьями; и к соседям и соотечественникам более, чем к гражданам других стран; и, наверное, к представителям нашей расы более, чем к людям с черной и желтой кожей; и к людям в целом пропорционально их схожести с нами самими³.

Аргументация Сиджвика подразумевает, что чем больше расстояние между людьми, тем меньше взаимных обязательств их связывает. В мире Сиджвика родители, дети и супруга обычно находились под боком – скорее всего, в том же доме. Прочие родственники, соседи и друзья образовывали более широкий круг – тем не менее ограничивавшийся одним городом. Еще более широкий круг состоял из соотечественников. Жители же других стран были очень далеко: до темнокожих тасманцев нужно было плыть много месяцев. Если не брать в расчет непроизвольный расизм, анализ Сиджвика имел значительный практический смысл. Социальные группы и сообщества были привязаны к конкретному месту, и соединявшие их нити взаимопомощи истончались по мере удаления от центров, поэтому вполне резонно было заключить, что то же самое происходит и с обязательствами. У вас множество обязательств перед людьми, с которыми вас связывает тесное и длительное взаимодействие, и гораздо меньше – перед теми, общение с кем ограничено или невозможно из-за сопротивления (а кто-то сказал бы – тирании) пространства.

Однако сквозящий в суждениях Сиджвика расизм оказался, конечно, далеко не безобидным. Постоянно расширяющаяся сеть морских путей привела к тому, что европейцы и жители Тасмании вошли в близкий контакт. Довод, что тасманцы не отличаются «схожестью с нами самими», был использован европейскими поселенцами, чтобы оправдать их истребление. Изменение материальной основы этических принципов – в особенности в том, что касается технологии взаимосвязей и сетевых структур, – может привести к очень весомым последствиям.

Разрастание сообществ

Несложно понять, как работают сети взаимных обязательств в небольших группах или поселениях, где все знают друг друга. Друзей здесь легко отличить от врагов, личные симпатии и неприязнь имеют важное значение, и каждому необходимо заботиться о своей репутации. Но что происходит, когда деревни разрастаются до больших городов? И Платон, и Аристотель считали, что если граждане перестали узнавать друг друга в лицо, то связующее вещество общества больше не действует – и значит, в этот момент город должен перестать расти.

В «Законах» Платон ограничивал население идеального города-государства 5 000 гражданами-земледельцами – плюс их домочадцы, рабы и немного постоянно проживающих чужестранцев⁴. В «Политике» Аристотеля читаем: «Для того чтобы выносить решения на основе справедливости и для того чтобы распределять должности по достоинству, граждане непременно должны знать друг друга – какими качествами они обладают»⁵. Отметив, что избыточное население ведет к тому, что «иноземцам и метекам легко присваивать себе права гражданства», он приходит к следующему обобщающему выводу: «Таким образом, ясно, что наилучшим пределом для государства является следующий: возможно большее количество населения в целях самодовлеющего его существования, притом легко обозримое». Иными словами, необходимо было знать своих сограждан, поскольку через личные контакты создавались связи взаимопомощи и взаимных обязательств. Материальным, архитектурным выражением этой идеи была агора – место, где встречались сразу все граждане.

Фердинанд Теннис, пионер немецкой социологии и современник Сиджвика, высказал более тонкую мысль – что по мере роста поселений принцип взаимности начинает действовать по-другому. Община (Gemeinschaft), по его чеканной формулировке, характеризовалась «близкими, личными и исключительными отношениями совместной жизни» внутри семей, родов, деревень и дружеских или соседских групп. В свою очередь, общество (Gesellschaft) – это «искусственное построение из совокупности человеческих существ» – большой анонимный город⁶. Можно, конечно, спорить о деталях и тонкостях такого разделения, и мало кто из социологов последующих поколений себе в этом отказывал, однако в главном, на мой взгляд, Теннис прав. Община не может расти бесконечно, в какой-то момент она просто превращается во что-то иное. Города не просто больше деревень – они отличаются на материальном, социальном и этическом уровне.