Я – человек. Роман об эмиграции

В школе как раз проходили «Евгения Онегина» Пушкина, и казавшийся летом таким неинтересным роман, приобрел для подруг совершенно новое значение. На одном из уроков литературы надо было с выражением, наизусть прочитать письмо Татьяны. Нина чувствовала, что это – ее шанс, и вызвалась к доске. Она вышла вперед, поправила рукой сбившиеся волосы и, глядя в конец класса на юношу с огненными черными глазами, стала читать. В классе наступила полная тишина. Нина читала проникновенно, и каждая из слушавших ее девушек чувствовала себя такой вот Татьяной. Мальчишки же мечтали, чтобы вот так когда-нибудь им призналась в любви их девушка. Слава покраснел, опустил глаза и прикрыл уши руками. Затем встал и, не спрашивая разрешения учителя, вышел из класса. Голос Нины дрогнул. Стихи потеряли всякий смысл. Она быстро дочитала их до конца и, получив оценку, вернулась за парту. Она не понимала, что произошло.

Вечером возбужденные и жаждущие всё обсудить девушки вышли на улицу. Разговор опять был о Славе, о его неожиданном поведении. Подруги выдвигали одно предположение за другим и, медленно идя по тропинке школьного сада, услыхали чьи-то голоса. Тихий девичий голос просил: «Ах, не сжимай меня так сильно. Я задохнусь!» Девочки поравнялись с парой, стоящей чуть поодаль.

Юноша жадно шарил по девичьей груди, а его губы пытались закрыть рот девушки. Нина почувствовала, как кровь хлынула ей к лицу. Это были Слава и Юля. Юля ойкнула, завидев девушек. Слава оглянулся и быстро отошел в тень. Нина и Лена пошли дальше, как будто ничего не произошло, только в груди у Нины стало почему-то пусто и зябко. «Не переживай, Ниночка, – старалась успокоить подругу Лена. – Ты ему очень даже нравишься, а Юльку он тискает, потому что она ему разрешает. А ты не разрешишь. И он это понимает. А потискать ему хочется!» Нине эти рассуждения казались абсурдом чистой воды. Человек или любит, или нет. И если любит, то других тискать не будет.

Этот случай сразу встряхнул Нину. Ее любовь перестала гореть ярким пламенем и спряталась глубоко в душе. Нина перестала обсуждать с Леной Славино поведение. Нет, она не обижалась на него. За что? Что он ее не любит? Она была благодарна ему за те чувства, которые вспыхнули в ней и еще не совсем угасли. Гордость, которая пробудилась в ней, требовала: «Прими как данность, что твоя любовь безответна! Забудь Славу, забудь, забудь!» И она всячески старалась забыть. Но забыть человека, которого каждый день видишь в классе, с которым сидишь рядом на уроках физики, и который, как назло, всё время пытается с тобой заговорить и посмотреть в твои глаза, было трудно.

Нина не замечала знаков внимания, которые ей стал оказывать Слава. Она впала в состояние безразличия, спячки. Но что больше всего пугало Нину – это то, что стихи больше не трогали ее душу.

Даже не верилось, что скоро кончится школьная пора и начнется новая, взрослая жизнь. Время учебы в десятом классе летело как-то особенно быстро. Все дни были загружены подготовкой к предстоящим выпускным экзаменам. Шла борьба за оценки, которые или откроют тебе «светлый путь в будущее», или «ушли мечты – осталась гадость».

Некоторые из учителей почувствовали себя этакими судьями, от которых зависит будущая жизнь каждого ученика. Мария Николаевна, физичка, обещала неуспевающим ученикам поставить тройку, если они после уроков натрут воском пол в классе, ну и заодно – у нее дома. Желающих было хоть отбавляй.

Галина, видимо, поставила себе целью уничтожить в детях всю любовь к литературе, если таковая у них еще оставалась после ее диктовки. Если ответ ученика или его письменную работу можно было оценить между тройкой и четверкой, или четверкой и пятеркой, то она выбирала меньшее, приговаривая: «Никто не знает русский язык и литературу лучше меня!» Почти все девочки, мечтающие связать свою жизнь с литературой, стали задумываться, а стоит ли?

Нина стояла перед лицом надвигающегося будущего и не знала, кем ей стать – поэтом или учителем. Ляля, желая оградить дочь от ошибок и помочь выбрать ей правильный путь, посоветовала подойти к Галине, показать ей свои стихи и заметки и спросить ее мнение. «Галина – строгий, но знающий учитель, она подскажет, как быть», – убеждала Ляля Нину.

Был снежный, морозный вечер. Фонари освещали блестевшую от только что выпавшего снега школу. В школе было пусто и темно. И только в классе литературы горел яркий свет и притихшая десятиклассница сидела напротив своего учителя и ожидала приговора. Галина сначала начала читать быстро, без очков, потом как-то разволновалась, надела очки и замедлила темп. Прошло уже два часа, а она все читала и читала. Моментами улыбалась, моментами – хмурила брови. Когда закончила, отложила в сторону очки и внимательно посмотрела на Нину. Она помолчала несколько минут, затем вздохнула и вымолвила: «Вот что я тебе скажу, Гольдберг! Ты больше не пиши. Стихи вроде ничего, но вот только Пушкин из тебя не получится. Я в молодости тоже писала, но поняла, что я не Пушкин, и перестала!»

Нина вспыхнула, такого она никак не ждала.