Я - Даго. Я - Даго Пестователь

Тачалу вывели из комнат Спицимира, и повелитель Гнезда и Познании остался сам со своими мыслями. Как же сложно было ему согласиться с мыслью, будто бы Пестователь бессмертен, что целым и здоровым станет он ожидать на Вороньей Горе. Разве не познал Спицимир сладости самодеятельной власти от имени малолетнего Лестка? Ночами он засыпал, убаюкиваемый мыслями о том, как вот он, Спицимир, правит счастливо, а Лестк потихоньку подрастает. Вот что будет потом, когда пацан подрастет – Спицимир не знал. Но разве дети не болеют, не умирают, не падают с коней и разбиваются насмерть? Разве не было у Спицимира сына, красивого мальчишки по имени Наленч? А сам он, однажды настолько опьянился картинами своего правления, что в присутствии собственных воинов в черных плащах воссел на троне Пестователя. Вот только оказалось, что он малорослый и кривобокий, спинка трона заканчивалась высоко над его головой, а ноги не доходили до пола. И показалось Спицимиру, что все это видят, что выхватывает он скрываемые насмешливые взгляды своих подчиненных. Он тут же сошел с трона, никогда с тех пор не садясь на него, самое большее: сажая на нем свою любимую супругу с маленьким Лестком на руках, сам же прикорнув на стульчике рядом. Он знал уже, чего ему не хватает. Величия. А каким образом добыть величие, без которого управлять невозможно? Купить его, украсть у кого-нибудь, добыть мечом в бою? В один прекрасный день воины в черных плащах устроят заговор, и в ночной темноте получит он удар ножом в спину, поскольку не станет уже пробуждать уважения и восхищения, а только страх, ненависть и насмешку. А самым худшим из всего казалось ему то, что внезапно утратил он свою силу слышать невысказанные слова, а может силы это было в нем уж слишком много, потому что, в какую бы сторону он не повернулся, отовсюду доходили до него насмешки, что он: горбатый, с кривыми ногами, с лицом, перепаханным морщинами, он, такой малорослый, что ножны меча волоклись за ним, что он желает занять место Пестователя.

Да, он поверил в смерть Даго, хотя среди простых людей все так же говорили, что Пестователь бессмертен. Но он же не послушал и посланцев Зифики, чтобы Лестка задушить, а своего сына, Наленча, объявить властителем Гнезда и Познании. Ибо, разве не ради владычества Кира отравила Зифика великого Пестователя? Разве по-настоящему отречется она от желания, чтобы только Кир повелевал полянами?

И вот теперь появился Тачала и принес приказ Пестователя, чтобы Спицимир, всего с тремя воинами, появился на Вороньей Горе в полнолуние. Ну да, величие у у Пестователя имелось. Даже в этот момент при мысли о Пестователе, о том, что он может стать с ним лицом к лицу и отчитываться о том, чего совершил он, с тех пор как дошло до него известие об отравлении в Плоцке, страх ухватил Спицимира за горло. И даже нечто большее. Отозвалось в нем некое неосознанное желание вновь увидеть красивое лицо этого человека, упасть перед ним на колени, снять со своих плеч всяческие заботы, на мгновение скрыть голову под его плащом и получить от него новую силу и новые приказы.

Тяжело волоча ногами, Спицимир направился в комнаты своей дорогой супруги, которая жила среди гуннских ковров, шкур диких зверей, красивых предметов и резной мебели. Сейчас она как раз сидела на лавке, у ног ее играли дети Спицимира, сама же она убаюкивала на руках маленького Лестка.

Спицимир приказало служанке, чтобы та забрала детей. Когда те ушли, он упал к ногам своей жены, положив голову на ее коленях.

- Что обеспокоило тебя, Спицимир? – спросила та тихим и мягким, таким любимым голосом.

- Даго Господин и Повелитель жив и ждет меня на Вороньей Горе. Он объявляет день гнева своего.

Та нежно погладила супруга по волосам, по векам прикрытых глаз.

- Но ведь ты же его не боишься, Спицимир? Ведь не ты отравил его, а только Зифика. Ты закрыл перед нею ворота Гнезда и Познании, чем дал доказательство своей верности. Разве плохо я воспитываю маленького Лестка. Милостями осыплет тебя Даго Пестователь и возвысит над другими, поскольку ты не поступил так, как другие, ты не приказал изготовить для себя корону комеса.

- Но один раз сел я на его троне, моя любимая. И подумал тогда: зачем мне служить повелителю, раз и сам могу быть повелителем.

- То была всего лишь одна мысль, Спицимир. Одна краткая мысль, и ничего более. На троне ты уселся ради шутки, потому что все потом смеялись, что ты ногами не доставал до пола.

- Смеялись… - с горечью в голосе повторил Спицимир. – А ведь я подобный смех могу сунуть им обратно в горло. Не нужно быть красивым и рослым, чтобы восседать на тронах. Нужно только лишь быть сильным. Я могу окружить Воронью Гору сотнями своих воинов и приказать убить Пестователя, у которого, похоже, воинов почти и нет.

Жена его какое-то время молчала.