Я - Даго. Я - Даго Пестователь

Зифика поступала подло, поскольку желала, пускай через преступления и трупы, власти для своего сына Кира. Пестователь был велик и творил деяния благородные, даже если убивал и травил, как вытравил он целый род Лебедей, ибо целью его было пробуждение спящего великана и создание великой державы. Для людей самое главное – великая цель, а не средства, к этой цели ведущие. Так было всегда, и так будет и в будущем до тех пор, пока люди, которые пишут историю, не назовут преступником Юлия Цезаря или же Карла Великого. Это пишущие историю во всем виноваты, ибо Великая Цель поражает их словно солнце и делает слепыми в отношении отдельных преступлений. Но, разве, по сути своей, можно ли сделать что-либо по-настоящему великое, не совершая постоянно выбора между судьбой единицы или небольшой общности, и судьбой своего грандиозного замысла? Разве не заколебался и сам Пестователь, когда Спицимир советовал ему убить княжну Хельгунду, и теперь вот князь Карак вступил в Державу Полян с претензиями и правами на трон Пепельноволосых. Сколько людей падет теперь на стороне Карака и на стороне Пестователя только лишь потому, что Даго поколебался убить одну-единственную женщину, совершить одно-единственное преступление? Сотни людей станут протягивать теперь руки из Нави и взывать к Пестователю: мы, господин наш, погибли, ибо ты пережил наслаждение жалости.

Тем временем, Зифика тоже приказала подать себе кувшин меду, выпила одну чарку, облизала губы и хлопнула в ладони. Пришедшему на вызов савроматскому воину она приказала отправиться в посад, в дом благородной госпожи Арне, чтобы та прислала ей на ночь молодого мужчину для занятий любовью. За деньги, ибо никто из ее воинов-савроматов давно уже не имел отваги вступить в ложе своей повелительницы. "Не умерла я. Я живая, поскольку мучит меня телесная жажда", - уверяла себя Зифика. При этом она качалась своими ладонями грудей и бедер.. Она считала, что таким образом уверит саму себя в своем существовании, пускай даже если Пестователь назвал ее мертвой. До самой темноты сидела она сама в комнате, лишь ненадолго заглянула в помещении, где две няньки занимались маленьким Киром. Зифика была уверена, что это он, этот маленький мальчик, был причиной всех ее неприятностей, забот и несчастий. Она не любила его. По-честному, призналась она сама себе, никогда я не любила собственное дитя, но власть, которой могла достичь посредством Кира. Никого она не любила, если не считать краткого момента, когда любила Пестователя. А если бы у нее имелся выбор, даже и в этот момент убила бы она Пестователя, как уже сделала это в Плоцке, ибо, любя его, уже ненавидела за то, что он желал нею владеть, что понравилась ему Хельгунда, что никогда он не считал ее, Зифику, равной себе. Она обязана была умереть при родах, чтобы дать доказательство тому, что выносила великана.

"А может сесть на коня и во главе остатков савроматов сбежать в Мазовию", - размышляла она. В Мазовии, посреди тамошних рек, озер и лесов, маленьких оборонных градов она могла годами бежать от вызванного из Нави Пестователя. Но это означало, что завтра тот, словно на тарелочке, получит Крушвиц, твердыню, которую просто так захватить невозможно. Градодержец Кендзержа отдаст ему град с точно такой же охотой, как отдал ей.

"Он сказал обо мне: мертвая. А вот я через мгновение в ложе с мужчиной стану убеждаться, насколько я жива" – веселилась Зифика, наполняя медом вторую чарку.

Ожидая, когда сделается совсем темно, Зифика прикрыла глаза и про себя вновь переживала мгновения, когда в Плоцке видела Пестователя, с которого содрали всяческую одежду. Тогда она чувствовала себя самым счастливым существом на свете. Голый и неживой лежал он у ее ног, она же считала, что сделалась королевой полян. Почему так не случилось? Почему Спицимир закрыл перед ней врата Гнезда и Познании, а Палука, Авданцы и Ящолт заказали короны комесов? Почему не получила она державы, как получила от Кендзержы Крушвиц, который никто не мог взять до того?

Она сняла с волос Священную Андалу и положила перед собой на столе, глядя на золотистый камень. Херим был прав, когда говорил, что камень не блестит так ярко, как блестел на лбу Пестователя. Но вот почему? Почему?

Зифика чувствовала во рту сладкий вкус меда. Даго говорил ей, что власть слаще меда. Почему она не чувствовала этой сладости, зато все чаще испытывала впечатление, будто ее заполняет горечь.

Она хлопнула в ладони, а когда вошли два стража-савромата, приказала им, рявкнув:

- Повесьте Кендзержу! Я знаю, что он собирается сдать град Пестователю.

- Так ведь Пестователь мертв, госпожа, - осмелился сказать один из воинов.

Зифика бросила в него пустую чарку.

- Повесьте Кендзержу на балке под моим окном!

Те послушно вышли, чтобы исполнить приказ королевы.

"Ну а теперь, испытываю ли я сладость власти?", - разбирала Зифика собственные чувства.

Она подошла к окну, чтобы увидеть, как вешают градодержца. По ее приказу. Ради ее собственного каприза. В силу ее королевского могущества…