Я дам тебе крылья 2. Роковой Париж

– В Тулузе, это на юге Франции. На поезде примерно девять-десять часов. Я выезжаю поздно вечером, а утром уже там. Боюсь, я без тебя там просто умру, – уговаривал он.

Но Юля не решалась.

– Пожалуйста, ты нужна мне там! – умолял он.

– Ладно, – согласилась девушка, – но при одном условии: ты мне расскажешь всё про свою семью.

– Хорошо, всё что угодно! – обрадовался Франсуа и обнял Юлю.

Он без лишних подробностей рассказал про своих родных: оказался самым младшим ребенком в семье, его сестра Эмили была старше на пять лет, а брат Люк – на восемь. У них уже были свои семьи, родители его на пенсии, и они просили, чтобы это Рождество Франсуа провёл с ними. Говорил он о своей семье сухо, в тоне проскальзывали нотки неодобрения.

– Франсуа, ты как-то невесело отзываешься о своей семье, ты их не любишь? – поинтересовалась Юля.

– Юлия, я для них чужой, – он посмотрел девушке в глаза. – Очень тяжело играть для них роль.

Она опять вздохнула, не понимая, что Франсуа имел в виду. Очередная загадка.

На прощание тот, как обычно, долго и нежно целовал девушку.

– Я завтра днём буду в театре, не смогу тебя встретить после занятий. Но я жду тебя около театра в полседьмого, – предупредил её Франсуа.

29.

Вечером Юля опять отправилась в театр, на этот раз на пьесу «Дон Жуан». Франсуа проводил девушку в зал, а сам ушёл за сцену. Юля была восхищена ещё больше, чем в предыдущий раз. А от Франсуа просто не могла оторвать взгляд. Он не играл, он жил на сцене, это был самый настоящий Дон Жуан, ни разу не давая зрителям усомниться в том, что все правда. Юля пришла в восторг, и словно на одном дыхании с замиранием сердца смотрела всю пьесу!

Их снова подвозил Бернард.

– Франсуа, спасибо. Ты нас всех выручил! А зрители тебя как любят, – говорил по дороге Бернард. – Проси, что хочешь!

– Ты ведь прекрасно знаешь, что я попрошу, – усмехнулся Франсуа.

– Я уже согласовал для тебя постановку, но только без новых актёров! – предупредил Бернард. – Ты решил, что будешь ставить?

– Наши упрямые, они не захотят меня слушать, – ворчал Франсуа. – Будет быстрее научить обычных талантливых людей! Ты же видел, что я могу, – уговаривал он.

– Если бы это был мой театр, я бы тебе позволил творить хоть Содом и Гоморру на сцене, но вышестоящее руководство не хочет видеть новых лиц. Я и так долго выбивал для тебя пьесу. Так что это будет?

– Я сначала думал о мюзикле, – засомневался Франсуа.

– Только не мюзикл, я тебя умоляю. Иди в Мулен Руж и там поставь свой мюзикл, в театре давай пьесу. Может, опять Шекспира? У тебя отлично получилось!

– Нет, Шекспира не хочу, надоело, – рассуждал Франсуа. – Я тут подумал поставить что-нибудь из русской классики, – Франсуа улыбнулся и посмотрел на Юлю. – Юлия, тебе нравится Чехов? Знаешь какие-нибудь его пьесы?

– Чехова?! Франсуа, да ты с ума сошёл! – перебил их своим возмущением Бернард, – Нам русскую классику никогда в жизни не разрешат поставить.

– Ты мне должен пьесу! – многозначительно напомнил ему Франсуа. – И только что я принял решение, что это будет Чехов. Шекспира, значит, можно, а Чехова нет, это несправедливо. Юлия, так что мне поставить?

Юля начала вспоминать, какие пьесы есть у Антона Павловича.

– «Вишнёвый сад», «Три сестры», – девушка назвала первое, что всплыло в памяти. – Есть ещё «Дядя Ваня». О! Франсуа, поставь «Чайку»! Это лучшая его пьеса.

– Я почему-то так и думал, что ты остановишь свой выбор на ней, – улыбнулся Франсуа. – Берни, ты слышал?! Будем ставить «Чайку» Чехова.

Бернард еле слышно застонал и искусственно захныкал.

– Франсуа, пожалуйста, только не Чехова, только не русскую классику, на неё же никто не пойдёт. О чём вообще эта «Чайка»?! Если это драма, то сразу нет.

– О жизни, о любви, – трагично выдал Франсуа.

– О неразделённой любви?! – уточнил Бернард.

– Берни, в восьмидесятых у нас уже ставили «Чайку», был успех, ты напрасно беспокоишься, – спокойно проговорил Франсуа. – А давай у Юлии спросим, о чём пьеса, она у нас должна разбираться в русской классике, – хитро улыбнулся Франсуа. – Юлия, при чём там чайка?

– Главная героиня, Нина, она ассоциирует себя с чайкой, которую застрелил ради забавы Треплев, – вспоминала Юля пьесу.

– И, что дальше? – смотрел на неё Франсуа.

– А ты будто сам не знаешь?! – буркнула Юля. Она вдруг остро вспомнила эту пьесу, которая оставила у неё после прочтения неприятный осадок, но зато сохранилась в памяти и сейчас почему-то расстроила ещё больше, чем тогда. – Всё там плохо! Тригорин негодяй, а Нина глупая, ради какой-то мнимой славы отвергла любовь Треплева, который ей даже измену простил.

Франсуа приподнял брови и внимательно смотрел на Юлю. Они, как обычно, сидели на заднем сидение машины, и Франсуа гладил девушку по волосам, но сейчас внимательно смотрел в лицо и не улыбался.

– Подожди, а как же, по-твоему, должна была поступить Нина?

– Остаться с Треплевым и жить счастливо, – спокойно поделилась Юля. – Она же уехала с Тригориным и видела только несчастья. Актрисой не стала, ребенка потеряла, Тригорин бросил, почему бы не вернуться и не начать всё заново, жить счастливо.