– Нормально, но до того как появились вы с Франсуа было лучше, – с некоторым холодом добавил он. – Поэтому я прошу тебя уехать.
Юля не сердилась, внутри, в мыслях и в сердце возникла пустота. Девушка молчала и не замечала, как слезы текли по её щекам, периодически она машинально всхлипывала и высмаркивалась в платок. И водитель, спустя пару поворотов, не выдержал и продолжил:
– Жюли, я очень ценю твой порыв спасти Франсуа, но он болен, и ты делаешь ему только хуже.
– Чем он болен? – нахмурилась Юля.
– У Франсуа одна из форм аутизма, но он этого не признает, – Люк вздохнул. – И он гений, и этого он тоже не понимает. Он совершенно безобиден и воспринимает мир как ребенок, не разбирается в людях, не видит истинных мотивов, не может отличить хорошее от плохого.
Юля с недоверием смотрела на Люка, она когда-то слышала об аутизме, но почему-то считала, что эта болезнь встречается только у детей, думала, что это вроде сложности в социальной адаптации. Водитель бросил взгляд на девушку и вновь заговорил:
– Жюли, ему нельзя верить, сейчас он может подстроиться под каждого человека, его уже не разоблачить. Стоит отдать ему должное, притворяется он мастерски, до его приступа я верил, что он излечился. Но когда он был младше, с ним было очень тяжело. Из-за него у нашей семьи постоянные проблемы, он окончательно подорвал здоровье матери, – Люк едва заметно нахмурился и вновь вздохнул.
– Я знаю его настоящего, – тихо-тихо проговорила Юля.
– Не будь в этом так уверена. Он не чувствует того, что испытывают обычные люди: горя, любви, боли. Он не может их ощутить! Но он может сыграть тебе любую эмоцию.
– Неправда! Я видела его и счастливого, и грустного. Ему бывает больно, Франсуа умеет любить! – принялась защищать Юля.
Люк с любопытством посмотрел на девушку:
– Жюли, я знаю, каким он был в детстве, и вижу, какой он сейчас. Я не отрицаю, что он научился взаимодействовать с людьми, но банальные чувства у него развиты очень слабо. Он лишен сочувствия, эмпатии. У него по-другому работает мозг.
– Вы так о нём говорите, будто он не живой человек! – хмурилась девушка. – Он же ваш брат! Может, и есть у него какие-то странности, но он нормальный, он не сумасшедший! Да кем бы он ни был, почему вы не принимаете его?!
– Позволь, я тебе расскажу про него без утайки, а ты сама сделаешь выводы о его нормальности. Франсуа молчал до девяти лет, не разговаривал ни с кем, страдал дислексией – ни писать, ни читать не умел. Кто догадался купить ему в два года скрипку, непонятно. Отец говорит, что он подошёл к телевизору, ткнул пальцем и рыдал, если скрипка исчезала. И начал играть сутками напролет, он с ней даже спал. Мама думала, что у нас появился будущий Моцарт, восхищалась им, вся её жизнь вращалась вокруг Франсуа, она считала его особенным. Нам с Эмили едва ли не дышать запрещалась в его сторону, мы его часто отводили на чердак или в подвал, ему было всё равно, где играть, слушать это целыми днями было невыносимо. Он постоянно молчал, но если коснуться его скрипки или волос, лица, то включалась «сирена Франсуа» – он визжал как резаный. Однажды мы с Эм спрятали его смычок, и он разбил себе голову в кровь об стену. И если до этого мама не водила его к психиатрам, боялась, что это бросит тень на репутацию нашей семьи: Франсуа из музыкального гения превратится в простого психа. Но тут пришлось его положить в больницу, и когда ему стали давать лекарства, он заговорил. Для мамы это был удар – одаренный ребенок оказался аутистом.
Люк вел машину и не смотрел на девушку. Только на светофоре перевел на неё внимательный взгляд: Юля уже давно не плакала, повернулась к нему и вслушивалась в речь. Тронувшись с места, мужчина продолжил: