Мама была на работе, когда я окончательно и бесповоротно поняла, что мне стало хуже. Мы с Димой сидели на крыльце. Ступеньки были теплыми от солнца, летали бабочки около цветов, и небо было такое голубое, что, глядя на него, болели глаза.
- Я в лабиринте, - сказала я Диме.
Он повернул ко мне голову, сощурив глаза от солнца, и, улыбаясь, спросил:
- Что?
- В лабиринте. Я потеряла дом, а психоз знает, где он. Он найдет его, и мне придется разговаривать с курящей санитаркой.
От воспоминаний о больнице я задрожала и обхватила себя руками. Дима перестал улыбаться. Он сцепил руки в замок и некоторое время молчал, прежде чем спросить:
- Почему ты заболела?
Этот вопрос удивил меня.
- Не знаю.
- Просто мне кажется, что должна быть какая-то причина, ведь так? Ангина появляется из-за холодных напитков, язва - от вредной еды. А шизофрения - болезнь души, и, может, ты довела себя до такого состояния из-за переживаний?
Я отстранилась от него и попыталась уйти, но Дима взял меня за руку и опустил на место.
- Прости, - он улыбнулся. - Я не хотел тебя обижать. Конечно, ты не виновата в этом. Но причина же должна быть?
Он коснулся указательным пальцем моей груди, там, где сердце, и сказал:
- Может, причина здесь, - затем коснулся головы, - а не здесь.
Я смотрела на Диму, пытаясь заглушить голоса в голове, но Старик уже кричал во мне:
- Ох уж эти сосунки! Вечно строят из себя философов!
- Он прав, - сказала Утонувшая Девочка. - Ты виновата в своей болезни.
- Не виновата, - я покачала головой и закрыла лицо руками. - Не виновата. Нет. Нет. Нет.
Дима коснулся моего плеча.
- Эй, - шепнул он. - Ты чего? Я не хотел тебя расстраивать, и не говорил, что ты виновата.
- Сказал. И Утонувшая Девочка сказала.
- Ты слышишь ее голос сейчас? Скажи, что она неправа.
- Она права. Она всегда права. Я виновата.
Весь мир стал таким огромным, а я такой маленькой, что казалось, он раздавит меня.
Я так устала, хотелось тишины, хотелось спокойствия, но безумие не знает спокойствия. А я, похоже, безумна.
Осознание этого принесло неожиданное умиротворение. Я безумна. Не нужно больше тратить силы на борьбу с самой собой.
- Я безумна, - сказала и улыбнулась, закрыв глаза.
Нет, тут же подумала я, не могу я быть безумной! Кем угодно, но только не сумасшедшей!
Утонувшая Девочка молчала, Старик тоже, только Женщина плакала:
- Устала! Как же я устала! Безумным полагается сон!
- Я не говорил, что ты безумна, Надя, - сказал Дима, обняв меня. Он положил подбородок мне на голову и прошептал:
- Расскажи, когда ты в первый раз почувствовала, что с тобой что-то не то.
- О своих чувствах лучше молчать.
- Почему?
- Мысль изреченная есть ложь. Чувства, обернувшись словами, теряют свою силу.
- И все же?
Я закрыла глаза, пытаясь вспомнить. Лицо горело от солнечной ванны, пахло розами и сиренью, и еще чем-то теплым и глубоким, каким пахнет только в начале лета.
- Началось с того, что мама говорила мне: "Я люблю тебя", и я отвечала: "И я тебя", но в голове вдруг, быстро и еле разборчиво, раздавался голос: "Лучше бы она умерла". Мне было обидно, ведь я люблю маму, но... "но лучше бы она умерла". Я не хотела ее смерти, но слова разорвали поводок и стали неуправляемыми. Меня это злило и пугало...
Я рассказала Диме все что чувствовала, видела и слышала. Слова давались с трудом, часто он не понимал их смысл и переспрашивал. Тогда я замолкала и боялась говорить дальше, но Дима подбадривал, уговаривал продолжить.
Я даже рассказала ему, откуда появилась Утонувшая Девочка:
- Она была нашей соседкой. Мы с ней дружили, и она часто приходила к нам домой. Потом она утонула. Я игралась сама, но постоянно думала о ней, даже представляла, что мы играем вдвоем. Иногда мне казалось, что я слышу ее голос. Как-то я порвала мамины бусы, красные бусы. Они в моей крови. Железные красные бусы, острые, как лезвие...
- Надя.
Дима улыбнулся и кивнул, чтобы я продолжала.
- Бусы... бусы были еще бабушкины, мама их любила, но носила редко. На годовщину свадьбы она решила их надеть, но не нашла, потому что я их выкинула. Я сказала маме, что это сделала Утонувшая Девочка.
- Как ее звали на самом деле?
- Утонувшая Девочка.
Дима опять улыбнулся, на этот раз снисходительно, и сказал:
- Продолжай.
- Даже такой тупица, как он, понимает, что ты - тупица, - заворчал Старик.
- Мама поверила и не ругала. Но я-то знала, что это неправда. Этой же ночью я увидела Утонувшую Девочку с опухшим от воды лицом и белыми глазами. Она сказала, что я лгунья и что я - причина всех несчастий.
- Так оно и есть, - сказала Утонувшая Девочка.
- Это была первая галлюцинация, хотя тогда я подумала, что мне это приснилось.
Я рассказала ему о школе, и одиночестве, о попытке сбежать и наркотиках, а Дима слушал и кивал, иногда хмурился, иногда улыбался. Время от времени голоса комментировали то, что я говорю, но в основном молчали, будто им тоже было интересно послушать.