Мы сидели в беседке, среди цветов. Пахло дождем, оттого, что тетя полила тропинку. От этого было свежо, и все запахи обострились. Лето еще сильнее заиграло во мне, и я улыбнулся, сощурив глаза от солнца.
- Может, тебе надо извиниться перед мамой? - произнес я, не открывая глаза.
- Нет.
- Тебе станет легче.
- Нет.
- Да.
Она качнула головой, отрицая, но я взял ее за руку и еще уверенней повторил:
- Да. Потому что так делают обычные люди, Надя. Они ошибаются и извиняются, а их взамен прощают. Чувство вины нас подталкивает, побуждает извиниться, но не портит жизнь. Оно не должно съедать тебя изнутри. Понимаешь?
- Нет, - Надя расплакалась, закрыв лицо руками. Она вся сжалась, плача так, словно только сейчас осознала, что ей нужно что-то делать для того, чтобы вылечиться.
Вдруг я посмотрел на нее как в первый раз. Я увидел ее вздрагивающие худые плечи, блеклые волосы, собранные в хвост, покусанные до крови ногти. Надя дрожала, ее глаза, устремленные мимо меня, были красными и уставшими, а рука, которую я снова накрыл своей, - потная и холодная.
- Мама плачет каждую ночь, - прошептала она сквозь слезы. - Мама молит бога забрать ее и сделать меня здоровой. Она не верит в бога, зачем она это делает? Зачем она умоляет его на коленях? Она хочет, чтобы я выздоровела, но не верит в это.
- Я верю.
Надя улыбнулась, сначала несмело, но потом ее улыбка стала шире, и она расхохоталась. Мне не понравился этот смех: слишком громкий, отдающий горечью в груди.
- Успокойся, - сказал я.
Надя засмеялась еще сильнее, откинувшись на спинку беседки. Мне стало не по себе, я схватил ее за запястье и тряхнул, повторив:
- Успокойся!
Надя замолчала и снова заплакала.
- Теперь ты разочарован во мне, - сказала она едва слышно.
- Нет, - я замолк, потом сказал, повернувшись к ней:
- Твоя мама как-то сказала мне, что я эгоист. Она неправа. Я был эгоистом. Я был эгоистом, когда приехал к вам. Я был эгоистом, когда жил среди вас первые месяцы, и когда попросил у тебя кольцо. Я был эгоистом, когда не волновался по поводу твоей болезни.
Сначала я думал, что смотрю на тебя без жалости и предубеждения из-за рассудительности, но на самом деле мне было просто все равно. Но я изменился. Я стал меняться, когда увидел твою боль от потери кольца, когда увидел раскаянье в глазах тети, когда, пройдя через муки совести, обрел успокоение в ее прощении.
Чувство вины помогло мне измениться, но я отпустил его, когда оно стало не нужным. Ты должна научиться отпускать ситуацию, прощать себя, когда другие не прощают, и верить в себя, когда другие не верят. Но тебя простит мама, когда ты извинишься, я же в тебя верю и буду верить, если мама уже не способна на это.
Надя закрыла глаза и замотала головой, закрыв уши руками. Она начала бить себя по затылку и плакать то ли от боли, то ли от сказанных мною слов.
- Я извинюсь перед ней, - заплакала она, сползая на пол. - Я извинюсь, обещаю.
Она свернулась в клубок, но больше не плакала. Когда я попытался ее поднять, она оттолкнула меня и попросила оставить ее в покое.
НАДЯ
Безумие. Оно пожирает тебя, оно преследует, не оставляет ни на минуту. Ежесекундная борьба за разум выматывает и сводит еще больше с ума. Миллионы мыслей водоворотом проникают в сознание, путают эмоции, доводят до изнеможения, пока в какой-то момент ты не перестаешь что-либо чувствовать. Ты просто не в состоянии ощущать любовь или раздражение, любопытство или желание. Горечь, страсть, мечтательность, нетерпение, предвкушение, злоба, зависть, агрессия, радость - все это остается позади, утонув в беспробудной апатии.
Потом тебе становится легче. Это как поток свежего воздуха, ворвавшийся в душную комнату. Кажется, сумасшествие ослабляет схватку, и где-то в затуманенном от таблеток и морального истощения сознании загорается огонек надежды, что этот срыв - последний. Но безумие возвращается. Всегда. Однажды захватив твой разум, оно никогда не оставит тебя. Так мне говорили с шестнадцати лет - с тех пор, как я в первый раз попала в психиатрическое отделение.
Хроническая шизофрения. Какой страшный диагноз. И какой циничный.
Что есть шизофрения? Психическое расстройство, характеризующееся рядом признаков, заметив которые, можно, не задумываясь, покрутить пальцем у виска? Или эта болезнь души, как и болезнь тела? Когда человек ломает ногу, все его чувства, желания и мечты остаются при нем, как бы больно ему ни было. Почему же безумцы, сойдя с ума, должны потерять всего себя?
Даже самый потерянный человек, каким бы невменяемым он ни выглядел бы внешне, продолжает оставаться самим собой. Он может смеяться, рычать, кусаться, испражняться в собственную тарелку, но внутри - мечтать стать художником, если раньше он об этом мечтал, и всем сердцем любить свою семью настолько же сильно, насколько он любил ее до болезни.
В больнице я часто слышала, как при мне обсуждают мой внешний вид и поведение.
- Она ничего не понимает, - говорили они, и порой были правы. Но бывали дни, когда разум был при мне.