Читаем Я диктую. Воспоминания полностью

Это птицы с дальнего дерева перелетают на кедр, а некоторые устраиваются на кустах сирени, находящихся метрах в пяти от стеклянной двери нашего домика. Спускаются они не сразу. Тереза уходит, закрывает дверь. Они сидят. Ждут, и, наблюдая за ними, я в конце концов понял, чего они ждут. Одна из птиц, обычно из тех, что устроились на сирени, первая слетает на траву. Может быть, она вожак? Или, напротив, выслана разведчиком, чтобы убедиться, что в кустах не прячется кошка, как это неоднократно бывало? Не знаю.

Не знаю, какой сигнал она подает другим, но внезапно все птицы без различия пород в плавном полете спускаются на газон.

Еще этим летом мы прикинули, что у нас бывает две с половиной — три сотни птиц.

Не скажу, что с начала осени количество их удвоилось, но тем не менее их столько, что они, подобно ковру, покрывают большую часть газона.

Я сделал еще одно наблюдение. Между ними нет никаких, если можно так выразиться, расовых раздоров, хотя несколько дней назад я заметил птиц другого вида, который мне не знаком. Я сказал бы, что борьбы между ними нет. Во всяком случае, межвидовой. Летом они мирно клевали корм, как куры в курятнике. Сейчас, когда их стало такое множество, я замечаю, как они иногда с вызовом поглядывают друг на друга. Сильный удар крыльев, одна птица взлетает над другой, но не трогает ее, не клюет, и та, что оказалась ниже, уступает место.

Несколько последних дней вполне доказательно продемонстрировали, что, когда определенному количеству особей не хватает места, между ними начинает зарождаться враждебность, во всяком случае, соперничество.

Но я ни разу не видел, чтобы две птицы по-настоящему дрались у нас в саду.

Как я только что рассказывал, борьба сводится к стремительному взмаху крыльями и бреющему полету, видимо, означающему утверждение своего превосходства.

Минуту назад я говорил о породах птиц. Сказал, что все они независимо от вида вместе клюют корм. Так оно и есть, хотя похоже, что среди них существует не то чтобы социальная рознь, но разные отношения друг к другу.

Например, малиновка, которая только что отправилась искупаться, держится ближе всех к окнам дома, но на определенном расстоянии от остальных птиц, и, когда все насытятся, она, словно для своего удовольствия, в одиночестве прогуливается по саду.

А черноголовые синицы, кажется, просто-напросто поселились у нас в саду. Их можно увидеть в любое время дня; они не задиристы, но держатся с достоинством. И когда птиц чересчур много, синицы отлетают с семечками подсолнуха на ближайшие кусты, очищают их там, съедают и незаметно возвращаются за новыми.

Дрозды — большие любители купания; когда в саду воцаряется покой, они прилетают снова, шумно резвятся и забрызгивают водой всю траву вокруг.

Малиновки кокетливей всех; купаются они, хотя вода стала очень холодной, каждый день, а потом перебирают клювом перышки.

Другие прилетают только покормиться. Думаю, мы их не интересуем. Они редко заглядывают к нам в окна в отличие от малиновки, которой обязательно надо знать, чем мы занимаемся и что у нас происходит.


16 ноября 1975

Во французском языке есть слово, которое редко употребляется в одиночку: в восьмидесяти случаях из ста ему сопутствует какое-нибудь прилагательное. Это слово — пьяница.

Чаще всего можно услышать «старый пьяница».

Конечно, пьют все, от мала до велика. В юности — с шестнадцати до двадцати лет — пьют из бравады или чтобы доказать, что ты настоящий мужчина.

Потом наступает очень долгий период, когда пьешь по любому поводу. Встречаешь приятеля — как не пропустить с ним по рюмочке. Заходишь в гости — тебе непременно предложат выпить. Даже на собраниях в верхах, как сейчас называют политические собрания, на нижних ступеньках иерархии рекой льется вино, на верхних — шампанское.

Но в представлении публики настоящий законченный пьяница — это старый пьяница, которого постоянно можно встретить в баре: глядя в одну точку, он сидит в уголке либо стоит, опершись о стойку.

Можно утверждать, что в любом бистро, будь то во Франции, Швейцарии или Соединенных Штатах, есть свой пьяница-завсегдатай. Каждый день он появляется в баре в одно и то же время, в одно и то же время уходит, чтобы, вне всякого сомнения, чуть позже зайти еще в один бар, потом еще в один и так далее.

В большинстве такие пьяницы — люди одинокие; во время этого своего турне они делают небольшие покупки, чтобы, вернувшись к себе в пустую комнату, приготовить еду.

Среди них много вдовцов или мужей, от которых ушли жены. Тепла от жизни они уже не ждут. Бистро стало для них той гаванью, где они ржавеют, полные равнодушия к презрительным взглядам иных посетителей.

Им известно, каково быть предоставленным самому себе, влачить дни без привязанностей, не ощущая ничьей любви.

Я знал одного такого. Когда-то он был владельцем процветающего парикмахерского салона. Жена его умерла. От какой-то болезни, подкосившей его, он прямо-таки согнулся. У этого человека была огромная собака, и, когда он сидел в одном из своих излюбленных бистро, она усаживалась у его ног, словно охраняя хозяина.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографии и мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное