Я диктую. Воспоминания

Мэрии теперь не такие мрачные, как некогда. Но осталось еще много общественных зданий, которые каждому дают понять, что в обществе он всего лишь пешка и вступает туда, где обращаться с ним будут как с пешкой.

Не думаю, что огромное состояние — необходимое условие любви к искусству или прекрасному. Напротив. Многие богачи погрязли в своебразном дурном вкусе: они хорошо себя чувствуют среди кричащей показной роскоши, она дает им ощущение своего отличия от остальных людей.

Не так давно в многочисленные дорогие рестораны и ночные кабаре пускали только во фраке или смокинге.

Как-то в Париже одного из моих сыновей, с которым я договорился пообедать в ресторане при шикарной гостинице, не впустили, потому что он был в «водолазке».

Сейчас в большинство роскошных заведений пускают не только в «водолазках», но даже в джинсах: они стали униформой папенькиных сынков и дочек.

Иначе говоря, искусство зависит от отдельных личностей, но народ восприимчив к нему и готов способствовать его развитию.

Это можно видеть по телевизору чуть ли не ежедневно. Профсоюзы, левые политические группировки уже не собираются в темных, прокуренных помещениях, чуть ли не тайком, как было во времена моего детства; нет, сейчас их собрания проходят в помещениях, ни в чем не уступающих залам казино; разница лишь в том, что большинство казино старомодны, в них слишком много позолоты, но это и естественно, ведь они предназначены для определенной части общества, для которой золото — бог.

4 января 1976

Всю жизнь повсюду, и в городе и в деревне, в любой среде, среди бедных, полубедных, полубогатых и богатых, я слышал одно и то же слово:

— Папаша Луи — оригинал.

Или:

— Маркиза де 3.— оригиналка.

Существуют оригиналы разного рода. Помню пожилого человека, видимо имевшего небольшую ренту, потому что он не работал, а целыми днями рыбачил на Маасе. Для привады рыб он, прежде чем забросить удочку, набивал рот опарышами и с силой выплевывал их, разбрасывая по воде.

Знал я одну приходящую служанку, отнюдь не бедную. Ходила она всегда в огромных мужских башмаках. Маленькая, почти горбунья, она выглядела в этих чудовищных башмаках совершенно нелепо.

В той же деревне в небольшом домишке жила женщина, державшая с десяток кур. Яйца, которые они несли, она не ела, а продавала. Овощи со своего огорода — тоже. Ни с кем не разговаривала: придет в базарный день на рынок и слова лишнего не произнесет. У нее была ферма, которую она сдавала в аренду, а весь доход от нее копила, хотя наследников у нее не было.

Я знавал всяких оригиналов и вот сейчас думаю, не являемся ли мы все, без исключения, оригиналами.

Возьмем оригиналов стыдливых или, скажем, хорошо вышколенных оригиналов.

С точки зрения биологии двух одинаковых мужчин или женщин не существует. Любой из нас — это прототип, уникальная модель, никто ни в чем не похож на своего соседа.

Разве что в том, что большинство людей, достигших зрелости, — конформисты.

Для большей части приобщение к конформизму начинается с детства. Чуть ребенок поднимается на ножки, его начинают «воспитывать», как молодых зверей в цирке, которые всю жизнь будут показывать один и тот же номер на арене диаметром тринадцать метров, потому что во всех цирках мира арены имеют одинаковый размер.

Конформистами являются и те, кто перенимает жесты, манеру говорить, одеваться и даже цвета галстука какого-нибудь клуба или университета.

В Англии, где оригиналов больше, чем в любой другой стране мира, выпускника Оксфорда или Кембриджа узнают по манере говорить.

С тех пор как во Франции существует Национальная школа управления, очень смешно стало слушать политических деятелей: выступая, они говорят абсолютно одинаково — одни и те же слова, то же произношение.

Существуют целые категории людей, полагающих обязательным одеваться именно так, а не иначе, есть именно так, а не иначе, у них одинаковые жесты, стереотипные улыбки.

Они составляют большинство человечества и, как все, являются оригиналами внутри себя, но их оригинальность скрыта под толстым слоем лака, и порой они сами лакируют себя.

Истинных оригиналов можно найти чаще всего в сельской местности, где еще встречаются старики, а порой и вовсе молодые люди, которые буквально отгородились от всех стеной одиночества и отказываются от элементарнейших контактов с людьми.

А на другом полюсе общества обладатели огромных состояний, чаще всего женщины, полагают, что могут позволить себе любую прихоть, и тоже оказываются оригиналами.

Соскребем слой лака, толстый или прозрачный — как у кого, — и нам откроется человек, такой, какой он есть: уникальный экземпляр, каким он и был создан, со своими маниями, мелкими пристрастиями и тотальным безразличием к мнению других.

К несчастью, первый слой лака наносят родители на совсем еще несмышленого ребенка (надо проситься на горшок!), потом дрессировка продолжается в школе, в казарме, затем с помощью всех средств, которые имеют в своем распоряжении те, кто правит нами или извлекает выгоду из этой лакировки. А средств таких становится все больше.