Я для тебя одной воскресну

– Начнем с техники безопасности. Ты ешь, ешь, – хмыкнула я. Странно. Рядом с Вайлисом я ощущала себя как за каменной стеной. Не страшилась будущего, хотя пока что оно не обещало ничего хорошего. Снаружи нас ждали с распростертыми объятиями плазменные пушки. Завтра предстояло узнать – сколько народу пострадало во время бомбардировки. Я всегда боялась этих цифр и грустных списков. Хотелось лечить всех и вся – подряд, не выбирая. Лечить, пока не упаду без сил, в обморок. Со мной такое уже случалось, на заре становления дара. Тогда я еще не знала его ограничений, а если бы и знала… все равно вряд ли сдержалась бы…

Перед глазами до сих пор стоит тот школьный автобус. Как и в день аварии Вайлиса, тогда я всего лишь ехала мимо…

Прозрачный зимний воздух дышит морозом. Солнце превращает снежные барханы под трассой в россыпь бриллиантов. Неуместными глыбами пластика и металла взмывают к небу дома.

Утренняя воздушная трасса кажется безлюдной и сиротливой. Ну кто же кроме меня, командировочной поедет куда-то в пять утра? Да еще в феврале, самом лютом зимнем месяце на нашем континенте?

Я зеваю, придремывая на сиденье, кутаюсь в шерстяной шарфик.

И вдруг накатывают волны: страха, паники, боли. Я подскакиваю, словно на пружине и с ужасом оцениваю масштаб катастрофы…

Ярко-оранжевая гусеница автобуса замирает в небе, как подстреленная, и со всего размаху падает на ледяную дорогу. Грохот и скрежет прорывается сквозь стекла моей машины. Шквал эмоций обрушивается на меня, не взирая на защиту. Боль, ужас, паника… По-моему водителя и школьного механика посадили после этого происшествия. Но мне было все равно.

Сердце заходится в груди, ледяная волна прокатывается в животе. Меня даже передергивает от озноба…

Автобус проскальзывает по катку дороги и падает вниз, в овраг. Переворачивается, как огромная катушка с нитками, расталкивая деревья. Они недовольно трещат и возмущенно размахивают голыми ветками.

И снова я требую водителя остановиться. Отпускаю такси, вызываю спасателей и бросаюсь в автобус.

Дверец уже нет, они остались где-то по дороге. Я карабкаюсь по высоким колесам, подтягиваюсь и запрыгиваю в салон.

Покореженные куски металла со всех сторон угрожают острыми лезвиями. Крошево из пластика хрустит под ногами. Перевернутые, сломанные пассажирские кресла похожи на груду хлама. Некоторые насквозь пронзили острые обломки металла и пластика.

Внутри пахнет кровью, смертью, безысходностью. Повсюду россыпью зерен граната поблескивают кровавые капли. Алыми чернилами растеклись кровавые лужицы. Отпечатки рук и ног – грязные, бордовые и алые на полу, стенах и даже на потолке…

Теплый дымок вьется в воздухе белесой пеленой, будто бы пытаясь скрыть ужасную картину.

Тишина холодит почище тридцатиградусного мороза. Вокруг – куда ни кинь взгляд –покореженные, безжизненные тела. Маленькие, хрупкие, будто сломанные куклы. Их хочется сгрести в охапку и согреть своей плазмой, вдохнуть жизнь.

Я поскальзываюсь на вмиг обледеневшем полу, и падаю в кровавую лужицу. По белому пальто размазывается алая клякса, впитывается и расплывается по кашемиру.

Меня трясет, сердце екает где-то в горле, колючий ком мешает глотать. Но тут кто-то шевелится позади автобуса, стонет, и я отчетливо слышу:

– Мама… мама… помоги.

Из глаз катятся слезы. Я вспыхиваю плазмой и лечу по салону, оживляя всех подряд. Пока… перед глазами не простирается черная пустыня. Она охватывает все вокруг. Я вздрагиваю от слабости, пытаюсь сделать шаг. Но ватные ноги подкашиваются, роняя меня на резиновую дорожку автобусного пола.

Она хрустит подо мной – совсем обледенела. Воздух наполняют детские голоса.

Они кричат что-то, называют меня спасительницей. Обещают, что никому не расскажут мой секрет, хотя я вроде бы и не просила.

Я закрываю глаза и уплываю в черноту.

– Ты безумная, сентиментальная дура! – орет в голове Илья и собирает нескольких индиго. Вместе они накачивают меня энергией. Не до нынешней бодрости, нет. Но перед глазами светлеет, я с трудом разлепляю тяжелые веки и вижу перед собой несколько встревоженных детских лиц.

– Ты настоящая маленькая героиня, – только сейчас я поняла, что Вайлис просмотрел мои воспоминания, как киноленту. Его синие глаза наполнились теплым светом, брови сложились домиком. Вайлис сгреб меня в охапку, крепко прижал и присел на кровать.

– Ты мое маленькое чудо, Леля, – прошептал очень тихо. – Я буду учиться у тебя. Как быть индиго, таким, как ты. И Илья конечно тоже.

– Ему бы твои слова понравились, – усмехнулась я. – Он у нас один из древнейших и мудрейших.

– Ну что ж… – бодро произнес Вайлис. – Давай начнем. Если завтра мы планируем что-то разнюхивать, то следует быть во всеоружии.

– Разнюхивать? – удивилась я. – Думала, мы просто встречаемся для обсуждения насущных проблем.

– Наши хитромудрые мэры планируют вылазку в горы, – хмыкнул Вайлис, все еще крепко прижимая меня к себе. – Прямо они мне об этом не сказали. Но намекнули на то, что неплохо бы расследовать все там, где оно началось… В горах.