Я для тебя одной воскресну

Незаметно для себя самих мы провели за изучением снимков, отчетов судебных медиков, протоколов, опросов свидетелей львиную долю дня.

Очень легко потеряться во времени, когда увлечен любимым делом, в обществе агента с не менее пытливым и острым умом, чем твой собственный.

Когда из электронных часов над нашими головами выплыли цифры 17:00, Леля сидела передо мной на большом складном столике. Кажется, я заметил его в дальнем углу комнаты, и Плазма предложила воспользоваться находкой.

Мы приказывали компьютеру проецировать на столешницу виртуальные снимки, придавая им максимум достоверности. На гладкую металлическую поверхность словно ложились настоящие фотографии — как выяснилось, и мне и Леле так проще работать. Наверное, все дело в том, что мы оба родом из тех веков, когда снимки еще любили подержать в руках. А потом бережно засунуть под прозрачную пленку листа в фотоальбоме с какой-нибудь милой зверушкой на обложке.

Технологии позволяли нам пользоваться виртуальными снимками как бумажными: менять их местами без помощи компьютера, приближать, накладывать друг на друга. Но и «нематериальность» фотографий тоже пригодилась как нельзя лучше. Мы превращали их в полупрозрачные слепки, поворачивали убитых вправо, влево, вокруг своей оси и совмещали, проверяя — насколько совпадают характеры травм.

И вот тут нас ждало первое шокирующее открытие. Леля даже вскрикнула, когда мы почти одновременно это заметили.

— Вайлис! — она последовательно ткнула пальцами в травмы жертв. — Первые избитые, и все остальные… они получили совершенно одинаковые повреждения! Не похожие. Один в один. Удары в грудь остановили сердца. А остальные? Посмотри? Гематомы, раны, ссадины от них почти идентичны. Плюс минус разница в физиологии, в тренированности.

Не дожидаясь моего ответа, Плазма скрупулезно пометила время каждой травмы. Сканирование тела позволяло определить его с точностью до минуты от момента первого повреждения. С минуту Леля буравила схемы не верящим взглядом, а потом не сдержалась и присвистнула.

Создавалось впечатление, что жертв колотили по какой-то одной, отточенной схеме. Мы не медля расчертили ее на трехмерном изображении человеческого тела. Леля долго вертела наше художество перед глазами и, наконец, поделилась:

— Я почти уверена, что где-то все это видела. Но не могу вспомнить где. Прямо дежавю какое-то.

И вот, когда я очнулся, и обнаружил, что мы провели в чудокомнате почти девять часов, она продолжала задумчиво изучать схему.

Я же будто бы вынырнул из пучины информации и залюбовался Лелей. На столе, возле ее узкой ладошки все еще лежал недоеденный бутерброд с ветчиной. Мы перекусывали ими часа два назад.

Подумал было выбросить остатки еды в мусорку. Но двигаться с места решительно не хотелось.

Босые стопы Лели покоились на моих коленях. Маленькие, аккуратные с невероятно высоким, балетным подъемом одним прикосновением они будили больше фантазий и ощущений, чем самые изощренные ласки. Меня разом повело — буквально мгновенно. Казалось, утонул в странном тумане. Будто бы хорошенько напился — еще не потерял координацию, не утратил ясность мышления, но все чувства и эмоции взвились до небывалых высот.

Желание причиняло почти болезненный дискомфорт, а воспитание летело в тартарары. Я бесстыдно скользнул взглядом по ногам Лели и дальше — туда, где они сходились. Неловко заерзал на стуле, пытаясь найти более удобное положение.

И тут Плазма хмыкнула, и взгляд ее сфокусировался на мне. Рассеянная задумчивость в глазах Лели исчезла в одно мгновение, сменилась настороженностью. Скулы Плазмы резко очертились, и лицо стало почти треугольным. Нежные, сочные губы поджались, немного даже втянулись. Она пораженно огляделась, оттолкнула от лица трехмерное изображение и поспешно спрыгнула со стола. Красивые, голубые кеды с белыми драконами валялись неподалеку. Леля схватила их и присела подальше, на кресло, молча надевая обувь и застегивая липучки.

Я нехотя привстал, чувствуя, что должен, наверное, что-то сказать. Но Леля опередила.

— Я устала. Пойду к себе. Завтра продолжим. Я бы хотела сличить плазменные ранения. Также, как повреждения избитых до смерти, — бросила мне и выскочила вон, словно боялась преследования.

Надо сказать — пару минут я был очень близок к тому, чтобы оправдать опасения Лели. Что такого она увидела? Почему вдруг так изменилась? Я смутно припоминал, что в пылу обсуждения расследования, мы вели себя почти как семейная пара. Я присаживал Лелю на стол, приобнимал, наслаждаясь едва уловимым запахом мяты и корицы. Она облокачивалась на мои плечи, ложилась на них грудью, показывая что-то на экране. Забиралась на стол и ставила стопы мне на колени, а я грел их руками. Индиго ужасные мерзляки. Но это лишь придавало Леле очарования. Особенно, когда она клала мои горячие руки себе на колени, на плечи. И желание заботиться о Леле, заслонять от невзгод, даже от элементарного холода, внезапно перебивало все остальные, чисто мужские потребности.