Я для тебя сойду с ума

— Это несправедливо, — возмутилась я. Почему-то именно сейчас почувствовала себя неловко. Как-то обсуждение секса и занятие им я воспринимала по-разному. И, если ко второму уже привыкла и научилась наслаждаться, то первое невероятно смущало.

— А зачем? Тебе все равно придется сейчас переодеваться, я просто сэкономлю тебе время, — усмехнулся альфа. — А если серьезно, ты хоть немного понимаешь то, что я пытаюсь тебе объяснить?

— Понимаю, — созналась я. Понимаю, но не принимаю и пока не осознаю. О последнем я благоразумно умолчала. Для себя решив, что постараюсь привыкнуть к такому складу мышления у любимого мужчины. Смирюсь. Научусь быть более терпимой. Ведь он идет мне навстречу, видимо, теперь мой черед сделать шаг.

На лице Антона не отразилось никаких эмоций.

— Сокровище мое, я попрошу тебя лишь об одном. Я готов смириться со всем, но никогда не отказывай мне в близости, — серьезно проговорил он.

— Сделка?

— Просьба, — притом это было произнесено таким тоном. Ни намека на прогиб или приказ. Отказать я не смогла. Действительно, Волжанов просил не так уж много. Видимо, мне придется учиться быть менее стеснительной и привыкать к новому образу жизни.

— Хорошо.

Получив мое согласие, Антон легко поднялся и понес в спальню.

— Добрый день, — я не стала стучать, просто вошла в палату. Оборотень еще в машине предупредил, что на один день Вяземского перевели в отдельную платную палату. Видимо, специально для нашего удобства.

Я с ужасом разглядывала некогда единственного близкого и дорогого для меня человека, ради которого была готова почти на все. Поступиться своими принципами. Продать себя. А сейчас смотрела и понимала, что кроме слабой благодарности ничего к нему не испытываю. Благодарности за то, что он меня вырастил. Но тот единственный поступок убил все мои чувства. Впрочем, ненавидеть и презирать его я тоже не могла.

Никита выглядел жутко. Синяки до сих пор не сошли с его лица. Кроме переломанных ног, загипсована была рука.

— Ада, — прошамкал мужчина. Похоже, он лишился большей части своих зубов. — Явилась посмотреть на дело своих рук, — зло выдал он, немного помолчав. А я опешила. Значит, теперь я виновата во всем?

Вообще, в палату я вошла одна по собственной инициативе. Я находилась в видимости Антона, но он беседовал о чем-то с врачом. Знала, что Волжанов будет недоволен моей самодеятельностью, но удержаться не смогла.

— А ты хорошо выглядишь, — продолжил брат. — Любовник, видимо, с тебя пылинки сдувает. А все строила из себя целку: не хочу, да не буду.

Вяземский хотел что-то сказать еще, но дверь резко открылась:

— Муж, — поправил его Волжанов, явно слышавший часть высказанного больным. Супруг подошел ко мне и обнял сзади, крепко прижимая к своей груди. — И я действительно сдуваю с нее пылинки, — гордо добавил альфа. — Кстати, ты жив только потому, что твоя смерть, вероятно, расстроила бы мою девочку.

Никогда не думала, что такая невеселая ситуация вызовет у меня приступ здорового хохота. Если бы Волжанов не придерживал меня, я бы вероятно свалилась на пол и каталась по нему в истерике. А причиной тому послужило перекошенное лицо брата. Какой богатый ассортимент эмоций можно было увидеть на его желто-красном опухшем лице. Позавидовала бы любая лавка на Сейшелах. Сейчас было понятно, что его нос сломан в нескольких местах. М-да, от некогда красивого молодого человека, пользующегося бешеным успехом у женского пола, не осталось и следа. Даже нельзя было предположить, что этого мужчину можно назвать симпатичным.

Брат злился. Брат возмущался. Брат негодовал. Брат ярился. Но разумно молчал. А мне почему-то было так весело наблюдать за его перекошенной физиономией.

— Успокоилась? — тихо спросил супруг. — Кстати, о твоем своеволии мы поговорим дома, — зловеще пообещал он. Смеяться сразу расхотелось. Помнится, я ему клятвенно обещала не оставаться наедине с братом. Не понимаю, почему он так на этом настаивал, но я пообещала. И вот нарушила данное слово. Наверное, плохому научилась у Волжанова. Что же, если он будет свирепствовать, это очень хорошее оправдание моим действиям. Вот же, не только развращает маленьких, но и учит плохому. Улыбнулась своим мыслям.

В палате кроме кровати больного находились небольшой столик у окна, два стула, тумбочка и диванчик. Антон привычно устроился на диванчике со мной на коленях. Я все это время не отводила взгляда от лица брата. Он от таких нежностей поморщился.

— Мой долг выплачен, как погляжу? — уточнил брат. А меня словно холодной водой окатило. Его не интересовало, как я и что я после того, что они устроили мне с Павлом. Его интересовали только деньги.

— Нет, — жестко бросил Волжанов. — Ты по-прежнему должен мне пять миллионов. Впрочем, я готов закрыть глаза на твой долг, если ты подпишешь дарственную на имя моей супруги.