Я догоню вас на небесах (сборник)

— Я здоров, — сказал он. — Делаю по утрам зарядку.

Лидия Павловна поняла: вот он — отец ее будущего ребенка. Правда, он мог бы оказаться повыше ростом, посветлее волосами, пошире в плечах. Лицо его могло бы иметь выражение не столь самонадеянное.

Он сказал:

— Я был во власти образов. Небо — голубая корова. Утро — вымя, полное розового молока. В таком свете я представлял себе Русь изначальную. В дальнейшем, с развитием товарно-денежных отношений, пошел бардак.

— Очень интересно, — кивнула Лидия Павловна, вспыхнув лицом. — В эту мысль нужно вникнуть поглубже. Идемте ко мне, у меня есть кофе. И кое-что на ужин.

Его звали Леонтий.

Они пили кофе. И выпили по рюмке коньяку. Отец ее будущего ребенка проглотил коньяк равнодушно. «Не алкоголик», — отметила Лидия Павловна. Придвинула ему сигареты. Он не курил.

«Светланочка — если девочка. Владимирчик — если мальчик». Лидия Павловна представила девочку с нежными ямочками и мальчика в майке, которую не отстирать.

Приемник «ВЭФ-1101» пел им иностранные песни. Белая ночь одарила их своим светом. Вращающийся ангел на Петропавловской крепости, преисполненный сочувствия и понимания, повернулся к ним усталой крылатой спиной.

Выяснилось, что через Петропавловскую крепость Леонтий ходит с работы от Института высокомолекулярных соединений к Дому политкаторжан. Что он инженер, но по вечерам пишет стихи на сюжеты отдаленной истории человечества.

Через неделю Леонтий перевез к Лидии Павловне пишущую машинку, связку книг, в основном зарубежные верлибры, и собственные изыскания в зеленой папке с тесемками, как на солдатских кальсонах. Когда Лидия Павловна была подростком и, бывало, болела простудой, мать заставляла ее надевать такие кальсоны и толстую зимнюю тельняшку — отец, всецело преданный пехоте, тельняшки уважал.

Леонтий разложил книги, чтобы они были под рукой. Поставил машинку на журнальный столик. Столик был низковат — Леонтий под каждую ножку подсунул поллитровую банку, набив ее до половины бумагой.

Торопливые действия Леонтия Лидия Павловна понимала, конечно, как приготовление к главному. Она понимала также, что это главное должно вот-вот наступить. Ей стало трудно дышать. Она расстегнула блузку.

Леонтий подошел к ней, обнял ее крепко.

— Сейчас я занимаюсь славянами, — в его голосе было волнение и хрипотца. — Славянами, понимаешь? Великое, понимаешь, дело. — Его руки, как две узкие рыбины, пустились нырять вокруг Лидии Павловны. Они старались пожрать ее, а заодно и друг друга. — В первых письменных упоминаниях славяне называются склавенами. «Склавены» — откуда такое слово? — Руки его дернулись к ее бедрам. Но он удержал их. — Чтобы нам не погрязнуть в суффиксах, приставках и непроизносимых согласных, стремительно идем дальше. — Тут его руки все же нырнули в глубоководье.

Лидия Павловна отступила. Застегнула блузку.

— Может быть, ты сначала поешь?

— Не отказался бы.

Лидия Павловна пошла разогревать бульон и голубцы. Леонтий пошел за ней на кухню. Руки он сунул в карманы брюк. Он говорил:

— Обрати внимание на слово «вено». У некоторых древних народов Восточного Средиземноморья, позже у склавен, позже у русских «вено» означало выкуп за невесту. Его давали в основном скотиной. Я думаю, это был не просто тривиальный выкуп, а как бы соединение имущества — союз. От «вено» образованы слова: венец, венок, веник, вензель. Главное в этих словах — связность, единство. Скажем, рубят избу — кладут венец на венец, но бревна, заметь, не сколачивают, не замыкают, не закалывают — их вяжут. И первый ребенок в семье называется — первенец. Пер (вый) венец. Секешь, какой высокий смысл?

Лидия Павловна представила девочку Светланочку с пальчиками как пастила. Именно ей она почему-то определяла роль первенца. Но Первенец — это мальчик! Мальчик с нарисованным на футболке нахальным зайцем в ее воображении сделал шаг вперед. «Козявка, — сказал он сестре. — Я за тебя заступаться буду…» Лидия Павловна незаметно вытерла слезу, уже успевшую напитаться французским запахом.

— Но идем дальше, — сказал Леонтий. — Вернее, в данном случае — глубже. Венец! — Руки Леонтия выскочили из карманов, метнулись к ее бедрам.

Она повернулась к нему.

— Тебе в бульон вермишель положить? Или рис?

— Лучше бы макароны. А это у тебя такая тахта?

— Диван.

Диван, густо-зеленый, стоял посередине комнаты. В сложенном положении он был невелик. В разложенном напоминал полянку — два десять на два.

Вчера Леонтий сказал одобрительно: «Ковер-самолет».

Бульон кипел. Макароны варились. Эти твердые макароны варятся долго…

Леонтий был голоден. Он не просто хотел есть, он был голоден, как бывает голоден бездомный.

— У меня великолепная идея сделать тебя папой. Говорят, кто хорошо ест, тот хорошо работает, — сказала ему Лидия Павловна.