После обеда Тома предложил прогуляться в Тюильри. Он надел длинное кашемировое пальто. Эльза была в джинсах и короткой кожаной куртке. «Вам больше нечего накинуть?» – сказал он, смеясь. Он отошел ненадолго и вернулся с бирюзовой шалью. «Вот, возьмите!» Эльза смущенно отказалась. «Она вам не нравится? Вы хотите другую?» Эльза последовала за Тома в спальню, их с Беатрис спальню. Ту, где Беатрис Бланди провела последние дни своей жизни. Ту, где она обдумывала будущие книги, где, наверное, вставала ночью, чтобы записать слово или идею. Ту, где занималась любовью. Огромная кровать была застелена светлыми простынями в яркую цветную полоску. На стене напротив висел большой рисунок – револьвер, выполненный углем. Огромная подпись: «Энди Уорхол». Эта работа уже была здесь, когда Беатрис спала на этой постели, или Тома повесил ее после ее смерти? К спальне примыкала ванная комната. «Это ванная Беатрис», – пояснил Тома. Его ванная была с другой стороны квартиры, рядом со спальней для гостей. Эльза подумала, интересно, Бланди спали в одной комнате или отдельно? Провела ли Беатрис последние месяцы в спальне одна? Неужели они из тех, кто иногда приходит друг к другу, чтобы провести вместе ночь? В романах Беатрис Бланди пары занимались любовью грубо, по-звериному, а соблазнительным оказывался случайный жест, запах… Но в книгах Беатрис Бланди речь обычно шла о мимолетных отношениях, одна ночь, несколько недель, редко дольше. Какими стали бы эти пары спустя тридцать лет, если бы они все же поселились вместе? Почему Беатрис Бланди никогда не писала об этом? А ведь ей наверняка было что рассказать о том, как стареют отношения.
В центре ванной комнаты размером с небольшую квартиру царственно расположилась мраморная ванна с позолоченной фурнитурой. Две стены полностью закрывали зеркала. Тома надавил на одно из них, оно открылось, и за ним оказались широкие полки с одеждой. Он достал целую стопку шалей всех оттенков синего. Цвет глаз Беатрис, разумеется, притягательный взгляд сине-серых глаз, на всех фотографиях, от обложек книг до интернета. Эльза взяла шаль, которая лежала сверху, теплую и воздушную шаль из кашемира. Она поднесла ее к лицу и закрыла глаза. От ткани исходил легкий фруктовый аромат. Ну конечно, духи Беатрис. «Ну давайте уже, не ребячьтесь, – проворчал Тома, – возьмите шаль, не то заработаете бронхит!»
В Тюильри Тома выделялся своей царственной осанкой среди туристов и спортсменов. Он торжественно прогуливался в своем кашемировом пальто по аллеям сада, как если бы Тюильри был всего лишь продолжением его квартиры.
– С женой мы каждый день здесь гуляли. Обычно мы дважды обходили сад, а потом пили кофе вон там, около киосков.
Вокруг фонтана бегали дети, подгоняя деревянными прутьями свои миниатюрные парусники. На железных садовых стульях офисные клерки жевали сэндвичи, уткнувшись в телефоны. Один ребенок расплакался – его кораблик застрял в фонтане. Мать утешала его по-английски. Эльза подумала о сыне. Где он сейчас? Возможно, тоже в парке, в Лионе, с отцом? Она внезапно очень по нему соскучилась. Решила, что в течение дня непременно ему позвонит. Чуть дальше пожилая женщина кормила хлебом голубей, их становилось вокруг нее все больше. В какой-то момент ее согбенная фигура полностью исчезла в облаке птиц. Эльза вспомнила Хичкока. «Птицы». А еще «Ребекку». Фильм, где юная девушка влюбляется во вдовца и отправляется за ним в Мэндерли – поместье, где умерла его первая жена. «Прошлой ночью мне снилось, что я вернулась в Мэндерли». Первые слова фильма. Фильм был экранизацией романа, который Эльза не смогла дочитать. Она достала из сумочки блокнот и записала: «Перечитать “Ребекку”, роман».
– Вы делаете заметки, Эльза? Вдохновение возвращается?
– Вовсе нет, я просто подумала, что мне нужно перечитать «Ребекку».
– Я очень люблю фильм, и актриса, Джоан Фонтейн, великолепна!
– Вы знали ее?
– Вы шутите? Фильм вышел в 1940-м!
Эльза расхохоталась. Ее шею укрывала шаль Беатрис.
– Какие духи носила Беатрис?
– Extrait de pamplemousse[1]
от Hermès.– Такие женственные…
– Да нет, это мужской парфюм. Беатрис пользовалась только мужскими духами.
4
На кухне, под Пикассо, Тома впервые обнял Эльзу. Он целовал ее волосы, виски, затем тихо, осторожно – губы. Эльза позволила ему. Ей понравились его губы, его широкий средиземноморский рот. Ей понравилась его темная теплая средиземноморская кожа. Она еще не знала, нравится ли ей Тома, ее ли это