Я — «Дракон». Атакую!..

Затем сотрудник ГПУ объяснил, как нам следует идти, как задерживать, если кто попадется. И вот с винтовками наперевес мы двинулись в гору. Началась облава.

Я шел ближе к левому флангу. Сквозь колючие кусты пробираться было тяжело, но обходить их стороной — значит, пропустить мимо себя бандитов. Так прошло часа три-четыре. Команды на отдых нет, а ребята уже устали без привычки-то. Немного погодя на правом фланге нашей цепи раздалось несколько выстрелов. Потом началась сильная перестрелка. Мы остановились, приготовились к бою. Но стрельба внезапно стихла и, вскоре последовала команда собраться всем на правом фланге.

Когда мы подтянулись, на небольшой полянке, окруженной вековыми дубами, увидели такую картину. На земле лежали четыре убитых бандита, а рядом стояли еще шесть человек под охраной ребят, которых я подобрал по просьбе работников ГПУ. Задержанные все были в полувоенной форме, выправка у каждого чувствовалась военная. В стороне от них винтовки, наганы, пулеметные ленты с патронами, какие-то мешки.

— Товарищи, — обратился к нам командир группы. — Боевую задачу мы выполнили. Банда ликвидирована. Большое всем спасибо за помощь!

Связав пойманным руки, мы начали спуск с горы. До Кабардинки банду доставили без происшествий и сдали в ГПУ. Это была наша первая облава на бело-зеленых. Потом нас еще раз вызывали на подобные дели, и мы уже действовали уверенней, хотя бандиты больше и не попадались — их брали другие группы.

В память о борьбе с бандами бело-зеленых у меня долго хранилась справка, в которой сообщалось, что с такого-то по такое-то число я принимал участие в их ликвидации под Новороссийском, что органы ГПУ объявляют мне благодарность за оказанную помощь в охране революционных завоеваний. Я гордился этим документом, но в годы войны справка где-то затерялась, как почти и все мое скудное имущество. А жаль. Сейчас с удовольствием прикоснулся бы к реликвиям отшумевшей нашей молодости…

Глава третья.

О пользе и бесполезности прописных истин, «авторитете дистанции» и прочая, прочая

Зима в Новороссийске, как правило, теплая, если не задуют норд-осты. Скорость таких ветров нередко доходит до двадцати — двадцати пяти метров в секунду, и, как говорят знающие люди, дуть они могут три дня, могут и шесть дней, могут и двенадцать, но в конце концов обязательно перестанут. Мы, бывшие беспризорники, хорошо знали эту особенность норд-оста: прятаться от него приходилось и в подвалах, и в канализационных туннелях.

В такой вот ветреный день, где-то в конце 1929 года, меня вдруг вызывают в горком комсомола, и я спешу туда, теряясь в догадках — с чего бы вдруг?

В горкоме встретил знакомого матроса со спасательной станции — оказалось, его тоже пригласил первый секретарь.

— Костя, для чего все-таки вызвали? — не терпе лось выяснить мне.

Невозмутимо спокойный, всегда очень выдержанный, Костя только пожал плечами и односложно ответил:

— Какое-нибудь поручение… Ждать пришлось недолго. В кабинете Первухина, первого секретаря горкома комсомола, помню, сидел еще какой-то мужчина — должно быть, ответственный работник горкома партии, решил я. Здесь нас в ожидании тоже долго не томили.

— Есть два вызова в Седьмую сталинградскую школу пилотов, — объявил Первухин. — Мы решили предложить учиться в этой школе вам, Савицкий и Коккинаки. Парни вы крепкие, трудолюбивые, сообразительные. Что еще надо! — Наш секретарь дружески улыбнулся и спросил: — Ну как? Набор в летчики добровольный. Можете отказаться.

Я не успел произнести и слова, как сразу за двоих Костя буквально выкрикнул:

— Согласны! Согласны — чего там!

Вот и все. Не раздумывая долго, я подтвердил решение матроса, и с той минуты вся моя жизнь — без остатка — навсегда была вручена небу, стихии бесстрашных и благородных духом людей.

Торжественно провожали меня на автобазе мои товарищи по работе. Я стоял в кузове грузовика «рено», рядом — начальник нашей автобазы, и откуда-то издалека-издалека до меня доносились его слова:

— …как наиболее достойного… рабочий класс… учиться на летчика… не забывай… не зазнавайся… И уже совсем отчетливо:

— Учись, Женя, так, как и работал. Не получится летчик — возвращайся. Тебе работу найдем.

Тронули меня слова друзей — получилось что-то вроде митинга.

— Большое вам за все спасибо… — только и мог сказать я тогда на прощанье.

В тот же день с Костей Коккинаки в его крохотном домике у Каботажного мола мы обсуждали, как будем ехать в школу пилотов. Все-таки здорово, что едем вдвоем — как-никак, чужой город, новая обстановка, армия… «А вдвоем — все веселей!» — решили мы и первым же утренним поездом выехали из Новороссийска.

…Пока еще паровоз несет нас на всех парах в неизвестное будущее, пока еще мы оба в мечтах о чем-то неизведанном, но неудержимо влекущем, я забегу вперед и расскажу о братьях Коккинаки.