Я дрался на «Аэрокобре»

Фашисты, наверное, не ожидали налета в такой сравнительно глубокий тыл в дневное время. На летном поле не было заметно никакого движения. Самолеты — истребители и бомбардировщики — располагались по границам аэродрома. Большинство из них стояли еще зачехленные — не видно было игры солнечных зайчиков на фонарях кабин.

Группа проходила над самым аэродромом, внизу взвилась ракета. «Сейчас взлетать будут», — понял я. Однако взлет фашистских истребителей задерживался. Только минуты через три вдоль бетонки заскользили два силуэтика «Мессеров» — начала разбег первая пара. «Долго они копались!»

— Виктор, «худые» взлетают!

— Вижу. Смотри теперь, не зевай! Скоро подбираться будут.

Некоторое время длилось молчание. И вдруг чей-то незнакомый дрожащий голос нарушил тишину:

— Десятка! Десятка! У меня сильно барахлит мотор! Трясет, шатун, наверное, оборвется!..

«Кто это? Из нашей эскадрильи, раз к Архипенко обращается, а кто?» Архипенко отозвался не сразу, и тот же голос еще более панически закричал:

— Я Чугунов, мотор сейчас развалится!

«Чугунов?!» Я никогда бы не подумал, что Чугунов способен кричать таким противным дрожащим голосом. «Хотя вот так ни с того ни с сего прыгать прямо в лапы фашистам…»

— Сам дойти сможешь или послать кого с тобой? — спросил наконец Архипенко.

— Дойду…

— Ну иди. Только внимательно там…

Чугунов развернулся и пошел прямо к Днепру по кратчайшему расстоянию к линии фронта.

Вслед за первой парой фашистов поднялась вторая, третья, четвертая… Больше я не следил за аэродромом: приближалась цель, и можно было ожидать атак истребителей, поднятых с других площадок.

Бомбардировщики с ходу сбросили часть бомб и прошли дальше на запад — второй заход был запланирован с обратным курсом.

Этот заход не прошел так гладко, как первый. Еще на подходе к цели начали бить зенитки. Разрывы плотным кольцом окружили бомбардировщиков, стали перед ними, казалось бы, непреодолимой стеной. Я впервые видел такую концентрацию зенитного огня и понял, что это действительно опасная штука. До сих пор я встречался только с одиночными разрывами: фашисты по истребителям почти никогда не стреляли. Слишком уж маленькая и подвижная цель.

«Как же они пойдут в этот огонь? Разворачиваться надо, обойти…» Но «Петляковы» шли строго по прямой. Они были на боевом курсе, и никакие силы не могли заставить их свернуть. И стена разрывов прогибалась, отступала и… сразу исчезла.

— Смотри, Женька, сейчас «худые» подойдут! — передал по радио Виктор. Он знал, что зенитчики прекращают огонь только при подходе своих истребителей.

Они не замедлили появиться. «Ме-109» с большим углом набора на малой скорости лезли снизу к «Петляковым».

Истребители непосредственного прикрытия вступили в бой. Никогда еще я не видел таких беспомощных фашистов. Собственно, я их совсем почти не видел, но по рассказам опытных летчиков знал, что они всегда сваливаются сверху, на большой скорости. Атакуют и снова уходят вверх. Теперь, без запаса скорости, лишенные возможности маневра, «Мессеры» становились мишенью для наших «Кобр». Вот после очереди Гулаева, выпущенной в упор, один загорелся в воздухе. Второй, сбитый еще кем-то, без дыма и огня спикировал прямо в землю. Летчик, наверное, убит.

Тремя громадными кострами (Гулаев успел сбить еще одного) пылали на земле «Мессершмитты», а первая эскадрилья пока не вступала в бой. Но «Мессеры» прибывали. Гитлеровцы, видно, поднимали в воздух все наличные самолеты. Все так же без скорости они лезли к «Петляковым», падали. Но отдельные пары учли опыт и стали набирать высоту в стороне, чтобы затем атаковать сверху. Наступил момент, когда и ударной группе — первой эскадрилье — нужно было вступать в бой.

Справа, южнее, набирали высоту два «Ме-109». Королев развернулся и пошел в атаку.

— Прикрой, Женька! — только и передал он по радио.

Я видел, как впереди быстро росли силуэты фашистских истребителей, как нос самолета Виктора стал окутываться быстро исчезающими дымками, а в сторону «Мессеров» потянулась огненная дорожка трассирующих пуль и снарядов. Видел я также и то, как вспыхнул и, переворачиваясь, окутанный пламенем стал падать ведущий «Ме-109». Я тоже хотел открыть огонь, но не успел: второй фашист переворотом вышел из боя.

Все новые и новые пары «худых» лезли на высоту. Вскоре пришлось вести бой «на равных правах» — скорости самолетов примерно уравнялись, и «Ме-109» перешли на вертикальный маневр. Они еще не знали как следует летно-тактических данных наших истребителей и надеялись выиграть бой на вертикали, как они это делали с «Лавочкиными» и «Яками». Тщетно! Наши самолеты обладали равными возможностями с «Мессерами», а на пикировании даже обгоняли их. К тому же фашисты были деморализованы слишком большими потерями.

Бой все же продолжался. Вот и за нашим истребителем потянулся длинный хвост белого дыма, но самолет не загорелся и продолжал держаться в строю. Издали я увидел его номер. «Четырнадцатый… Опять Семену досталось…» «Сам не зевай!» — как предупреждение, совсем рядом с носом самолета снизу вверх пронесся «Мессершмитт»…