Я дрался на «Аэрокобре»

Чугунов промолчал. Он просто не знал, что ответить. В душе он был уверен — каждый бой сопровождается потерями. Однако по тону вопроса понял, что командир эскадрильи думает иначе.

Архипенко так и не дождался ответа. Он встал, поплотнее запахнул реглан, подбросил в костер пару сухих стеблей подсолнуха, переломив их предварительно на три части, и заговорил, глядя в огонь:

— В бою, здеся, смотреть нужно. Если видишь немца, то не дашь ему зайти в хвост. А вообще-то сбивают только в начале боя, вернее, до начала, когда «худые» незаметно пристроятся… В бою истребителя сбить трудно: он всегда начеку, все видит.

«Не все видят… Не видел же я тогда, куда делись „шмиты“ и Королев».

Архипенко между тем продолжал:

— Даже бомбардировщиков, здеся, обычно сбивают с первой атаки. Если первая атака неудачная, то дальше бой вести трудно. И стрелки успеют подготовиться, и летчики поплотнее в строю идут, чтобы стрелки помогали друг другу. А если с первой атаки сбить пару бомберов, то группа сразу рассыпается, все бросают бомбы куда попало и удирают кто как знает.

— Слушай, Женька, правильно Федор говорит, — шепнул мне сидящий рядом Виктор. — Учись замечать все самолеты вдали, тогда они близко и подойти не сумеют.

— Выходит, Букчин прозевал? — так же тихо спросил я.

— Кто же его знает, что там было. Расскажут… — Королев посмотрел в сторону стоянки второй эскадрильи и заговорил о другом: — Главное, не вешать носа. Попало тебе первый раз — учись, смотри за воздухом. «Шмиты», они хорошо учат. Лучше любой школы. Был бы ученик хороший… А то у некоторых мандраж в коленках появился… У тебя тоже какая-то неуверенность вроде есть.

— Какая там неуверенность?! — я искренне удивился. После первого вылета, когда увидел подбитые «Кобры», у меня действительно сильно защемило на душе. Из второго вылета я сам привез пробоину и несколько царапин на ноге. И, как это ни странно, успокоился. Где-то в подсознании появилось чувство уверенности в том, что из-под огня «шмитов» можно уйти, что не каждая их очередь достигает цели. Понял, фашистам не так просто меня сбить. А сам? Вот в своих силах уверенности пока не было.

Виктор решил подтолкнуть меня на откровенный разговор.

— А что же тогда?

— Обидно просто. Все дерутся, бои ведут, а мы… А без боев какая уверенность может быть? За себя я не боюсь. А смогу ли сбить?

— Будут еще бои. Больше, чем нужно. Собьешь еще… Домой пишешь? — переменил тему разговора Виктор.

— Пишу… Только не пишу, что на фронте. Зачем маму волновать? Она там с двумя младшими мучается, есть нечего. Один на фронте. Самый старший то ли погиб в самом начале войны, то ли его не успели взять в армию, и он остался в Ананьеве, на оккупированной территории. В Одесской области. Граница там рядом была. Писем от него так и не получали. Зачем же маме еще из-за меня переживать?

— Н-да… А отец?

— Умер в сороковом… — я не хотел распространяться на эту тему и не уточнил, где и как умер отец.

К костру подошел Гулаев.и разговор с Королевым, к моей радости, прервался.

— Ну-ка, ребята, дайте погреться у вашего огонька, — возбужденно заговорил Гулаев. — А то ветер насквозь пробирает. У меня же нет такого реглана, как у тебя, Федор!

Небольшого роста, стремительный в движениях, с большим светло-русым казацким чубом, выпущенным из-под фуражки, он бесцеремонно потеснил летчиков и подсел к огню.

— Что, Николай, подраться пришлось? — спросил Архипенко у Гулаева.

— Пришлось! Вот если бы не Семен, то и меня бы сбили! Представляешь, он своим самолетом закрыл меня! Ему вся очередь досталась, а на моем самолете — ни одной пробоины. А ведь я видел этих «худых», мог бы и увернуться. Но тут как раз одного «лаптежника» сбил, второй в прицеле. Семену передаю, чтобы отогнал «шмитов». А он ни мур-мур, не реагирует.

— Не слышал я вашей команды! — отозвался Семен Букчин — ведомый Гулаева.

— Я ему тоже передавал о «шмитах»! — добавил Валентин Карлов — ведущий второй пары четверки Гулаева. — Он и меня не слышал.

— Да у него же английская радиостанция, «Бендикс»! — вдруг заговорил Сергей Акиншин, — на ней можно услышать, только если в комнате разговор идет и наушники снять.

— По-нят-но! — протянул Гулаев. — А я-то было подумал, что мой еврейчик сдрейфил, труса празднует… Смотрю — «Мессер» уже огонь открыл, вот-вот очередь в мою «кобру» врежется! Семен под эту очередь бросился, закрыл меня! Вот так еврей, думаю, себя не пожалел!

— А что мне оставалось делать? — заговорил наконец Семен Букчин. — По радио ничего не слышал. Увидел «Мессера», когда он уже носом заводил, прицеливался. Отсечь огнем уже поздно было. Ну, думаю, ведомый — щит ведущего. А дело щита — принимать удары на себя. Я и бросил свой самолет перед носом «Мессера»!