Я дрался на «Аэрокобре»

В этом полете на меня действительно возложили сложное задание. Ударную группу вел Фигичев. Я должен был парой ходить выше шестерки Фигичева на тысячу-полторы тысячи метров и обеспечить безопасность группы от внезапных атак «охотников».

— А я что, мне назад и положено смотреть…

— Держись на месте, чтобы я тебя всегда видел, — а то собьют и не увижу когда.

Конец разговора услышал Виктор.

— Куда идете-то? — Он не ходил на КП и не знал, какое нам поставили задание.

— За «охотниками» гоняться будем. Вот сюда, — я достал из-за голенища карту и показал на излучину Днестра, — Григориополь, Спея… — улыбнулся и добавил: — Здесь, в Буторах и в Григориополе я жил когда-то… В тридцатом — тридцать втором годах…

— Да, твою родину освободили уже, кажется?

— Давно! Дней десять прошло. Балту ж седьмого освободили, а потом и Ананьев.

— Съездишь туда?

— Когда же ехать? Вон бои какие. Да и потом, — я вздохнул, — там у меня никого не осталось. Мать с братьями в Аркуле, на Вятке, живет…

По всему маршруту стояла ясная погода, но над целью пришлось немного снизиться. Ровный слой неплотных облаков простирался на высоте трех тысяч метров. Я парой ходил под самой кромкой, так, что даже задевал иногда свисающие лохмотья тумана. Иван держался хорошо. Хоть он летал до сих пор мало, но, видимо, учел и тот разговор в Никифоровке, и другие высказывания летчиков во время разборов полетов, и разговор с ведущим перед вылетом.

Фигичев ходил примерно на тысячу метров ниже. Немцы не появлялись. «Так, наверное, никого и не встретим», — подумалось, но вскоре рация наведения передала:

— Фигичев! Будьте внимательны. Иногда из-за облаков выходит пара «худых».

— Вас понял. Четверка, смотри там!

— Смотрю…

Еще две или три минуты прошло. Я проскочил свисающий клок облачности, оглянулся влево назад на Ипполитова. На месте. Вправо назад. Из-за одного только что пройденного облачка выскочил «Мессер» и стал пикировать на группу Фигичева. Мою пару он не видел.

— Вправо, Иван!

Я поймал «шмита» в прицел и под ракурсом примерно три четверти открыл огонь. Трасса прошла немного сзади мотора, прошила кабину и хвост «Ме-109». Но «Мессер» почему-то никак не реагировал на огонь. С тем же углом он продолжал пикировать к шестерке Фигичева.

— Фигичев, добей «худого»! К вам пикирует! «Этот не пропустит, добьет!» — передал я и стал оглядываться по сторонам: где-то рядом должен быть второй «Мессер». За первым больше не смотрел — там Фигичев.

За прошедшие два месяца летчики успели хорошо узнать своего нового командира полка. Начал он войну здесь, в Бессарабии, на границе. Служил в одном полку с Покрышкиным. Воевал и на «МиГ-3», и на «Ил-2», и на «И-16». Сбил десяток фашистов, больше пятисот боевых вылетов имеет, сотню автомашин сжег, шесть танков… Говорят, будто даже на «Мессере» ему приходилось летать… Конечно, добьет! Главное, не пропустить второго «шмита». А может, еще где-то пара или две ходит… Они ж не докладывают!

— Смотри, Иван, внимательно! Второй где-то ходит!

Я опускался метров на двести, чтобы лучше видеть нижнюю кромку, возвращался назад. Где лучше ходить? Под самой кромкой — видишь только ниже себя. Зато и тебя не атакуют сверху. Опустишься — лучше видишь, но окажешься под ударом выходящих из облаков фашистов. Чтобы уравнять возможности, нужно ходить на большей скорости. А это лишний расход горючего…

— Фигичев! Посматривайте вверх. Появится «худой», передайте! — Я решил остаться под самой кромкой облаков.

Однако фашисты больше не появлялись.

И вообще на несколько дней воздушные бои прекратились, хотя в тот день они были довольно жаркие. Вот незадолго до их вылета на задание с восьмеркой соседнего полка ходил Горегляд. В этом же районе они встретили сорок пять «Ю-87» и двух «Ме-109». Сбили тринадцать «лаптежников», а сами, целыми, вернулись на свой аэродром.

Но по возвращении домой я узнал печальную новость. Перед ними на задание вылетали парой Бекашонок и Кошельков. Вели бой с «Мессерами». Бекашонок сбил одного, Кошельков — двух «худых», но и сам погиб…

Похороны Николая Филипповича (так величали этого двадцатилетнего парня на траурном митинге, хотя раньше он был просто Колькой, Николаем), успевшего за короткий срок отличиться в воздушных боях, полностью заслонили собой воспоминания об этом рядовом вылете. Я даже не спросил, добил ли Фигичев того «Мессера», но через два дня меня подозвал на стоянке сам Фигичев. Он разговаривал с каким-то подполковником из штаба корпуса.

— Слушай, Мариинский, ты доложил тогда оперативному, что сбил «худого»? Вот когда из облачности он выскочил.

— Нет… Я же передал вам тогда, чтобы вы добили его, он к вам пикировал. А я искал второго…

— Чего его добивать было? Он так и пикировал мимо нас до самой земли. Видно, летчик убит был…

Вот подполковник говорит, «худой» упал.Утин сам видел, а никто не докладывает! Я тогда забыл сказать оперативному, не до того было…

— Так я же не видел, как он упал… Как я мог доложить? А раз не доложил, то и не послали никого за подтверждением…

— Ну ладно, иди…

— Чего он тебя? — спросил Виктор, когда я вернулся к самолету.