В лесном госпитале, в Чернянке, признали, что ранение касательное, с повреждением плечевого сплетения правой руки. Рука не работала. Гораздо позже, после войны, выяснилось, что осколок все-таки сидел во мне, в полутора миллиметрах возле сонной артерии. Профессор Шеффер, нейрохирург, обследовавший меня, сказал: тебя должны были уволить из армии еще тогда, в 43-м. А если бы осколок продвинулся на полтора миллиметра, то и врачи тебе не нужны были бы. Железку размером сантиметр на 0,8 на 0,2 удалили только в 1968 году. До сих пор рентгеновский снимок у меня хранится. Двенадцатого числа мне не везло. В сорок первом, в августе ранило, под Прохоровкой ранило, тоже 12-го, и еще раз потом 12-го получил ранение.
В батальоне после боя осталось 4 или 5 танков, и те все подбитые, требовали ремонта. От остальных остался дым, все сгорело. Через месяц, возвращаясь с Алексеем из госпиталя, мы побывали на месте боя. Все поле — сплошная полоса горелых танков. В основном тридцатьчетверки. Наших больше сожгли, надо это признать. Много людей погибло. Но и немцы тоже, горелые, кучами стояли. Нашел я и танки, подбитые моим экипажем: Т-4 и «Тигр». Плюнули на них и поехали дальше. Добирались до бригады на попутках четыре дня. Потом встретили танк нашей бригады, возвращающийся из ремонта, на нем добрались до места. Приехали под Богодухов. В госпитале, когда выписывали, написали: «Две недели отпуска при части». Модно тогда так было писать. Ну а какой на фронте отпуск, комбриг Казаков говорит: во-первых, мы сейчас все в отпуску. Во-вторых, вам обоим присвоено звание старших лейтенантов. Без всяких построений, выдал нам погоны, Лене вручил орден Красного Знамени, а мне орден Отечественной войны первой степени. Поздравил и отправил пока в обоз. Какое-то время мы с Алексеем ездили пассажирами на трофейном тягаче «Ганомаг». В тягаче было два передних сиденья и заднее, широкое. Так мы и катались втроем неделю, один сидит спереди с водителем, второй спит на заднем диванчике. Водителем на «Ганомаге» был Сережа Иванов, трудолюбивый, добросовестный парень. Служил в бригаде со дня основания. Очень любил технику и прекрасно в ней разбирался. Позже, во время Корсунь-Шевченковской операции Сергей погиб. В деревенском дворе ремонтировал трофейную машину, тут прилетел шальной снаряд, и Сергея не стало.
Через неделю пришли танки, Казаков вызвал меня: вот тебе семь танков, ты ротный командир. Лешу Дроздова назначили заместителем начальника штаба батальона, потом он стал начштаба, а со временем его взяли работать в оперативный отдел бригады. Леша был человеком великой силы воли. Еще в госпитале он рвался обратно в бригаду. Казалось, отними у него руки, ноги, он зубами будет драться с немцами. В районе Белогорья, у станции Яма, Дроздов получил еще одно тяжелейшее ранение. Узкий осколок снаряда, длиной десять сантиметров, как штык, пробил ему середину груди. Наружу торчала лишь небольшая часть металла. Потом Алексей мне рассказывал, как врач в госпитале говорил санитару: чего ты мне покойника притащил? Неси обратно. А я в сознании, хоть и сказать ничего не могу. Разозлился, потянулся за «наганом». Хорошо кобура пустая оказалась, а то мог бы и застрелить того доктора. Чего он меня в покойники раньше времени записывает?
Алексей Дроздов и после этого ранения вернулся в бригаду, воевал до конца войны. Уже после Победы его тяжелые раны напомнили о себе, врачи не смогли помочь, и Алексей умер в Венском госпитале. Был он тогда уже в чине майора.
В тех местах мне запомнился один эпизод. Мы готовились к атаке, шла артподготовка, а в воздухе над нами завязался бой двух истребителей. Немецкий «Мессершмитг» и наш Ла-5 кружили над головой, поливая друг друга из пушек и пулеметов. Мы выглядывали из танка, наблюдая. Интересно же, хотя и небезопасно. Трассы их очередей то и дело взрывали землю неподалеку от нас, стучали по танкам. Самолеты сближались и разлетались на крутых виражах, но никто из них не мог одержать верх. В конце концов они оказались на встречных курсах. Летчики шли в лобовую атаку, продолжая стрелять. Через секунды раздался удар, и груда горящего железа свалилась на землю. Ни один из них не отвернул, и оба погибли. Несколько секунд никто из нас слова не мог произнести, впечатление осталось сильное.