Я дрался на танке. Продолжение бестселлера «Я дрался на Т-34»

В двух километрах мимо занимаемой батальоном высоты пролегала дорога на Жембек и дальше на Будапешт. Со стороны Жембека ее закрывали наши пехотные части, а мой батальон имел возможность бить наступающих по дороге немцев в правый фланг. Большой кусок дороги между двумя возвышенностями отлично просматривался и простреливался нами. Мы вышли на позицию и увидели медленно движущуюся на Жембек танковую колонну противника. Головные танки уже спрятались за гору, а хвост — около двадцати машин, был у нас в прицеле. Весь мой батальон насчитывал к тому времени 5–6 танков и одно самоходное орудие. Мы немедленно открыли огонь. Фашисты запаниковали. Их танки пытались развернуться или объехать уже горящие машины, а мы тем временем их расстреливали. Немногим немцам удалось уйти, но больше десятка подбитых танков осталось гореть на дороге. Сделав несколько безуспешных попыток прорваться на помощь осажденному Будапешту, немцы понесли большие потери от наших танков и артиллерии и прекратили атаки с этого направления. 1-й и 2-й батальоны нашей 170-й танковой бригады в это время также отражали жестокие удары. Они дрались в десятке километров от нас, юго-западнее Будапешта. Фрицы рвались на их позиции со стороны Секешфехервара.

После этой карусели вокруг Будапешта у меня в батальоне оставалось три исправных танка. Я отдал их в бригаду и поехал принимать новые машины в Пакш. Укомплектовав там батальон, мы еще успели поучаствовать во взятии Буды. Правда, в город не входили, только на его окраину — Будафок. Оттуда поддерживали наступающие войска огнем танковых орудий.

Под конец войны мы уже обнаглели, часто лезли туда, куда вроде можно и не ходить. Опыт большой, нахальства и энергии много. Ни в коем случае не оставить немца в покое, обязательно пойти, раздолбать его. Солдат ведь уже другой пошел, не как в сорок первом. Там мы шли с опущенными ушами, а здесь с поднятой головой.

Раз в Венгрии оставалось в батальоне пять танков. Сидим, курим за моим танком, слышим, за горкой немцы шумят, что-то чинят. Говорю: «Пошли в атаку, прижимайтесь ближе к лесу, он вокруг горки был». Мы пошли вдоль леса, а один наш на горку сунулся, сразу 105-миллиметровый снаряд в него, танк взорвался. Такой отличный экипаж был! А мы вокруг обошли, вышли в тыл к немцам. Шесть танков сожгли и «Артштурм» — самоходку. Я на нее выскочил и подбил. Фрицы самоход бросили, начали выскакивать буквально в тридцати шагах, мы их всех перестреляли до единого. Потом залез в этот «Артштурм», посмотрел, все у него работает, развернул в немецкую сторону, еще и выстрелил разок.

За сожженные вражеские танки нам давали деньги. Командиру танка и механику по тысяче, остальным членам экипажа по пятьсот рублей. И я получал деньги. Пока воевали в Советском Союзе, все причитающиеся мне суммы я отдавал в Фонд обороны. Многие так делали. Патриотизм был мощный. Позже, уже в наступательных боях, просил начфина перечислять деньги родителям. Отец говорил, что получал. Как учитывали уничтоженные танки? Учетчиков там много было. Сзади шли. В наступлении, на поле боя все видно, как на картинке, кто сжег, как сжег. Не с доклада, мол, я уничтожил танк, нет. Вот он стоит, горит. За всю войну я уничтожил 23 танка и самоходки. Не один, конечно, с экипажем.

Перед наступлением на город Веспрем бригада вела оборонительные бои. Мы стояли в местечке Чинадполота. Не уверен, что правильно запомнил, мы его называли Чертово Болото. Первому и второму батальону комбриг приказал закопать танки на линии обороны, третий батальон находился во втором эшелоне. За нами в нескольких сотнях метров был спиртзавод, рядом с которым вела огонь батарея 152-мм гаубиц. Батальон мотострелков уже закрепился на рубеже, и для земляных работ нам в батальон выделили в помощь 40 человек. Я послал за ними две машины, а понадобилась всего одна. Все сорок человек влезли — пацаны 16–17 лет, худющие. Разметили танковые окопы, они копают. Подхожу к одной группе. Полтора метра ростом, конопатый, курносый, стоит паренек, опершись на лопату, меня не замечает: «Эх, мама, родила бы ты меня на два года раньше или позже!» — пацанам своим говорит. Я смотрю на этих детей шестнадцатилетних, и у меня комок в горле. Натуральные дети, им во дворе футбол гонять, а не в окопах гнить. И надо же такому случиться, что именно эти пацаны спасли здесь нашу оборону, да и бригаду тоже.