Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945.

Еще когда в крутой штопор «кобра» срывалась, можно было на что-то надеяться. Из плоского штопора самолет вообще не выходил. А ведь были еще перевер­нутый, комбинированный... Один раз так крутанет, дру­гой раз так. По частям, где были «аэрокобры», специ­ально посылали хорошо подготовленных инструкторов, прошедших практику вывода самолета из штопора. И то у нас был случай. Показывать, как выводить само­лет из штопора, к нам пришел инспектор по технике пи­лотирования дивизии. Установили громкоговоритель, на который вывели радиостанцию. Он взлетел и пере­дает по радио, мол, сейчас я буду вам показывать срыв в штопор. Сначала сделал штопор вправо, потом снова набрал соответствующую высоту, сделал штопор вле­во. И вот, представьте, штопорит он один виток, вто­рой, на вывод дает, а самолет не выходит. Он и так и сяк, но результата никакого. Мы уже видим, что земля приближается, надо прыгать, бросать самолет. Тогда инспектор медленно-медленно в последний раз попы­тался, и юзом, юзом самолет вышел. Он совершил по­садку, со старшими летчиками встретился, а к нам, моло­дым, даже не подошел. Был перепуганный, на нервах весь.

Но у него еще, можно сказать, удачно все обош­лось. А чуть позднее в наш полк попал рыжеволосый Витя Свирин, молодой мужик, боевой такой. Говорил все время нам: «Как это так, такой дорогой самолет, а бросаете его! Надо выводить!» Надо же было случить­ся, что один раз он на пилотаже тоже сорвался в што­пор. Дает на вывод, а самолет ни в какую. Наоборот, из крутого штопора самолет перешел в плоский штопор. Мы отсчитали, что он сделал 22 витка. Кричим Вите: «Прыгай, прыгай!» Но он до последнего хотел спасти самолет, потом возле самой земли уже сбросил дверь, но самому выпрыгнуть не хватило высоты. Не смог да­же вылезти из кабины — ударился, погиб.

Таких случаев очень много было. «Кобра» срывалась в штопор даже на большой скорости, но тут ее вывести можно было, а вот на малой практически невозможно. Это происходило потому, что у этой машины мотор сто­ял позади летчика. Таким образом, у самолета была задняя центровка. Впереди была установлена 37-мм пушка и два крупнокалиберных пулемета. К ним бое­комплект: 30 снарядов для пушки и 400 для пулеметов. Когда боекомплекты израсходуются, соответственно центр тяжести переносился назад, и самолет легко вхо­дил в штопор. Как противовес в носовую часть самоле­та крепились два свинцовых кирпича.

—   В запасном полку какое было настроение? Летчики хотели на фронт или не очень?

—   По-разному. Бывало так, что кто-нибудь получит письмо от родных, что отца или брата убило на фронте, тут же начинает сам проситься на фронт — мол, обид­но: «Я здоровый мужик, а сижу в тылу». Много было и тех, кому было так невмоготу отсиживаться в запасе, что они писали рапорт, чтобы их направили в пехотную школу. Их направляли, и они буквально через месяц шли на фронт командирами взводов. Кроме того, ухо­дили в десантные войска.

Но, конечно, были и такие, которым, наоборот, хо­телось пересидеть. Скажем, инструктора в 25-м запе. Раз ты переучиваешь боевых летчиков, то и самому надо иметь боевой опыт, хотя бы небольшой. Вот ру­ководство и приняло решение посылать по несколько человек в боевой полк на «стажировку». Некоторые, конечно, с удовольствием летали. А один был такой: его на фронт посылали три раза, он два раза увили­вал, но на третий ему пришлось лететь. Прилетел он. У нас в дивизии было три полка: 57-й, 101-й и наш 66-й. Новоприбывших распределили по полкам и ставили ведомыми к опытным летчикам. Те двое, что были у нас, хорошо прошли стажировку. А тот, как рассказывали ребята из другого полка, только услы­шит по радио, что появился «мессер», сразу у него мо­тор якобы начинает барахлить, и пытается уйти. Пару раз он так ушел, а на третий его отправили в штрафники.

—  Мне говорили, что летчики, которые были сбиты, горели, зачастую также не особенно рва­лись на фронт...

—  Это уже от человека зависит. Был у нас Афанась­ев Николай [Афанасьев Николай Тимофеевич, лейтенант. Воевал в соста­ве 66-го иап. Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях сбил 5 самолетов лично и 1 в группе]. В воздушном бою у него загорелся само­лет, у него обгорело лицо, руки обгорели. Выпрыгнул, приземлился. Потом, после лечения, вернулся в свой полк и летал до конца войны. Или Иван Ильич Засыпкин — москвич, бывший таксист.

[Засыпкин Иван Ильич, старший лейтенант.

Воевал в составе 66-го иап. Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях сбил 12 самолетов лично и 2 в группе. Награжден орденами Красного Знамени (дважды), Отечественной войны 2-й ст., медалями]